Старое шоссе, 19 *)

У меня не звонит телефон.
Просто отсутствует он.
Есть тут один – подать рукой,
Умеет звонить в приемный покой,
Но больше никуда.
Ерунда.
В палаты вползает больничный вечер.
Больничный вечер
Привычен и вечен.
Стар и мал –
Глотай нембутал.
А кто Нинке-дежурной мил –
Тому барбамил.
Вот и я на салфетке
Раскладываю таблетки:
Как меньшее из зол –
Димедрол.
На потом –
Напотон.
Кладу рядком
Белласпон, ноксирон,
Дуксен,
Андаксин
И аминазин.
Разом глотаю всю эту бузу.
И – ни в одном глазу.

Свой бессонный крест несу на посту,
Где слышно астматиков за версту.
Мне вверены тайны больничных ночей:
Кто из сестер – с кем из врачей.
За них торопливо и терпеливо
Отвечаю в трубку: я – терапия!
Мне самой не звонит телефон –
Не резон звонить ему. Не сезон.
И тогда, нарушая режим и покой,
Я вызываю приемный покой:
Я – терапия! Я ваша больная.
Дежурная. Слушайте: я умираю.
Не то, чтобы так уж хотелось жить –
Но должна же я доложить.
ДЕЖУРНАЯ (от страха говорит прозой):
        Подождите, больная, не умирайте!
        Высылаю бригаду реаниматоров!

        МАРШ РЕАНИМАТОРОВ
       Мы – реаниматоры.
       До! Ре! Ми!
       Считалися мы ранее
       Сани-та-ра-ми!
       Мы сами раньше вякали,
       Безликие,
       А стали-то вояками
       Аниками.
       Нам ли бояться?
       Пугаться ль нам?
       Что нам радиация
       И калий-циан!
       Будьте живыми!
       Будьте веселыми!
       Дышите ноздрями
       И альвеолами!
       Мочитесь почками
       И пузырем.
       Развалитесь очень-то –
       Соберем!
       Помирайте, тетеньки, батеньки,
       Мы вас соберем аккуратненько.
       Что нам кома
       И что нам шок?
       От комы знакомым
       Даем порошок.
       Мы реаниматоры,
       Ми! И ре!
       К чертовой матери!
       Не помре!

Лев Борисович, вы догадались:
Меня не спасет никакой дигиталис.
любовь кумулируется в крови,
Расклепались клапаны – от любви,
Простучали они, пробили, пропели –
Как искореженный бурей пропеллер.
Ах, Нинка-дежурная, будущий врач,
Ты позавидуй мне, а не плачь.
Введи мне в вену алую силу –
Чтоб я любила, да не голосила.
Еще введи мне синюю силу –
Чтоб я его ни о чем не просила…

       Но это уже не телефон,
       Это не Эдисон.
       Это работает ноксирон:
       Это – сон.

Проснусь – а за тучей стоит луна,
Ночь – словно тысяча и одна.
Как тяжка поступь темных минут,
Как долги они – пройдут и сомнут –
От первых градусников –
До первой радости.
Радость эта –
Капля рассвета.

Все равно – не звонит телефон.
А ведь имеется он!
На четвертом этаже.
Там проснулись уже.
Дымят, обсуждают себя и баб:
Кто в этом смысле в мощи, кто слаб.
Кругом мат,
Посредине автомат.
Меня оценив от пяток до лба,
Заключают: эта баба слаба.
А я мусолю в пальцах монету.
Набирать этот номер повода нету.
И тру ладонью лоснящийся провод,
Ища обреченно какой-нибудь повод.
За гудками далекий голос ловлю,
И говорю: я тебя люблю.
И сном согретое, слышу: «да!
Ты мне позванивай иногда!»
Или еще расхожее есть:
«Договорились. Ну, есть».
Я трубку вешаю на рычаг.
Ну и хохоту будет в речах!
Небось, не хохочут вокруг – рычат.
Нет, не рычат – молчат.

А в окнах – только начало дня.
Этот утренний час – для меня, для меня.
Но по коридорам шуруют швабры,
Увесистей, чем булыжники Шадра.
       – Кого помыть?
       Кого подмыть?
       Кого покормить?

Пожалуйста, не трогайте: я посплю.
Я любима и я люблю.
Единственный час.
Единственный раз.

       Но вот
       Обход
       Крахмальный
       Идет.
       Белоснежный.
       Безнадежный.
       Кто впереди, кто позади, –
       Волосатые уши прижимают к груди.
       Лев Борисыч, знаток сердец,
       Отводит глаза, говорит: молодец!
       Это я молодец.

       Это ночи конец.
_____________________________________
Старое шоссе, 19 – адрес московской 50-й больницы, где проходили последние дни Ляли Розановой. В больнице Ляля не довольствовалась положением пациентки. Она работала – редактировала и писала статьи и очерки, прозу и стихи, уйму писем... Написала и это стихотворение. - ВЛ