Улетаю в Турочак,
Уезжаю в Иогач,
Где в малиновых лучах
Дышит сумрачный кедрач,
Где уходит хрупкий снег
Под бока трухлявых пней
И уносит волчий след
В тайный переплёт корней.

Самолётик жестяной
Кувыркается со мной:
Только небо подо мной,
Только солнце за спиной.

Всё, что ждёт ещё меня,
Что, быть может, и смогу, –
Променяю на три дня,
На бескрайность и тайгу.
Засмеюсь, сойду с ума –
Сто ветров невпроворот,
Словно мой двадцатый март
Нарастает, настаёт.

Полыхни, моя гроза,
Ослепи, лети в глаза!
Только если грянет гром –
Развезёт аэродром.

Старожилы говорят:
Этак сорок лет подряд,
До июня, говорят,
Улетишь домой навряд.

Не лечу я в Турочак.
Не поеду в Иогач:
Слишком много на плечах
Нерешаемых задач.

И зачем мне этот риск –
Так ли, право, невтерпёж?
Словно детское пари:
Вынь тотчас же да положь!

У меня ж десяток лет –
Это очень долгий срок –
Я ещё куплю билет,
Рассчитав резон и прок.

Чтобы не было дождей,
Чтобы не было клещей,
Чтобы максимум идей,
Чтобы минимум вещей!

...Погоди, сообрази:
Десять очень долгих лет –
Это только десять зим,
Это только десять лет.
Не успею, не смогу,
Не увижу на бегу
Предпоследнюю пургу,
Предвесеннюю тайгу!

Может, меньше десяти?
(Кто предскажет, кто предаст?)
Мне бы только донести
В смертный и несмертный час,
Только бы сберечь в ночах,
Как последнюю свечу:
Мне доступен Турочак:
Захочу – и улечу!