Перемена судьбы

ВЛ: Мне не было еще 17 лет, когда я поступил в Первый Московский Медицинский Институт, ныне Московская медицинская Академия, а ранее всего того – Медицинский факультет Московского Университета. Тот самый медфакультет, где учились Чехов, Заменгоф и другие небезызвестные люди, проявившие себя не только на поприще медицины, но и далеко за ее пределами.
И вот еще с одним таким широко проявившимся человеком я встретился с первых дней своего студенчества, попал с ним в одну группу.
Конечно же, ни я, ни он еще и в мыслях не имели, что кого ждет и какие предстоят достижения, поражения и постижения, а проявляли себя в основном как еще мальчишки, каждый со своим характером.
Гарик Рейф (я долго не знал, что полное имя его Игорь Евгеньевич) был высок, строен, изящно сложен, высоколоб, с пышной черной шевелюрой, астральный образ которой и ныне витает под шляпой, которую вы видите над его слегка возмужавшим с тех пор лицом. Отличался от шалопаев-однокашников, включая и меня, размеренностью в движениях, сдержанностью в поведении и сквозившей в каждом слове и жесте общей интеллигентностью, которая потом один к одному вошла и в его тексты, вы в этом сейчас убедитесь. Еще одно отличие, весьма серьезное и судьбоносное, заключалось в том, что он чаще нас, прочих, болел. И, что удивительно, это пошло ему на пользу, в чем тоже можно убедиться, читая его.
На первом и втором курсе мы подружились, часто беседовали по душам, углублялись, насколько позволяли тогда наши мозги, и в тему смысла жизни. А потом судьбы наши разминовались. Я перешел в другую группу, Гарик, кажется, взял академ... И если бы не интернет, часто и легко вновь соединяющий старых и, казалось, потерянных друзей, мы бы, может быть, и не подружились вновь, уже имея за плечами каждый свой не короткий и извилистый путь. С удивлением и радостью я узнал, что Гарик в те времена, когда иных уж нет, а те далече, жив, довольно здоров, и продуктивно вложился не только в наше с ним общее врачебное дело, но и в литературу и психологию, как познавательную, так и практическую, помогающую. А также в общественную деятельность, тоже направленную на помощь людям, уже более широкого исторического масштаба.
Как это у него получилось, пусть лучше дальше расскажет он сам.

Игорь Рейф о себе
Из анкеты одного юмориста: «45 лет, русский (английский со словарем). Не был, не состоял, не зарекался». В отношении меня здесь все верно, кроме национальности и возраста. А последний, увы, уже зашкаливает. (Национальность тоже зашкаливает. Прим. ВЛ). Поэтому плохо помню все, что относится к школьным и институтским годам. Кажется все же, что институт был медицинский, потому что после его окончания некоторое количество лет работал врачом.
А потом пошел по плохой дорожке, связался с генералом П. Г. Григоренко и даже написал под его присмотром трактат под названием «Трансформация большевизма». За такие вещи по тем временам легко было получить срок или загреметь в психушку, но мне повезло: когда мной заинтересовались «органы», я уже и так находился больнице, только в инфекционной. И там, с острым вирусным гепатитом, я и отсиделся все лето, пока интерес ко мне не погас.
Ну, а по-настоящему писать и печататься начал уже в перестроечные времена. Поздно, конечно, но зато когда уже не надо было себя ломать и оглядываться на цензуру. Несколько лет сотрудничал с Комитетом солдатских матерей, и эти публикации для меня особенно дороги. Назову только одну из них – «25 женщин и одна армия» в 1996 г. в Литературной газете. А через два года переехал с семьей в Германию, потому что сын, заканчивавший институт, наслышавшись всяких ужасов про дедовщину, не хотел идти служить в армию, в которой калечат людей.
Но, оказавшись в дальнем зарубежье, в новую для меня среду так и не вписался. С тех пор живу, как на острове, которым служит для меня «великий и могучий» и, конечно, компьютер. А немецкий так, между прочим, и не выучил, и даже не пытался. Так что настоящим немцем (от слова немой) являюсь именно я, а вовсе не здешние аборигены.
Тем не менее, каким-то чудом в соавторстве с двумя московскими экологами умудрился напечатать в немецком издательстве «Шпрингер» целую монографию (правда, на английском языке) под названием «Sustainable development and the limitations of growth». Переводить не буду, поскольку английский со словарем (см. выше). А, кроме того, цена одного экземпляра порядка 100 евро, так что едва ли найдется такой чудак, который захочет ее приобрести.
Но зато все остальное, что мне удалось опубликовать, напечатано в Москве и, следовательно, по-русски, так что я имею полную возможность не только с глубоким удовлетворением перечитывать самого себя, но и отвечать за любую напечатанную страницу: ведь, в отличие от шпрингеровского издания, содержание их мне хорошо известно. Наверное, если собрать их вместе, получилось бы два или три тома, но никто никогда этого делать не станет, потому что тома вышли бы очень уж разношерстными. А выделить что-то для меня главное я, честно говоря, затрудняюсь. Поэтому назову только некоторые из публикаций:
«Знай, что у меня впереди хорошее будущее. Повесть о незнаменитом выпускнике МГУ», М., 2000.
«Звери загородной клиники» // журнал «День и ночь» 2007, № 1-2
«Гении и таланты. Трое российских ученых в зеркале советской судьбы» М., 2007.
«Атланты держат небо. Новый взгляд на движущие силы континентального влагооборота» // Наука и жизнь, 2008, № 9.
«Каждый прозревает в одиночку. Комментарий к самиздатовской рукописи» // Вестник Европы, 2009, № 26-27
«Технология отдыха. Статическая гимнастика как лекарство от усталости», М., 2010.
Однако с некоторых пор стало не до писаний – после того, как минувшей зимой сломал шейку бедра. Перелом, увы, типичный в моем возрасте, но не типичны обстоятельства, при которых я его заполучил. Потому что я не споткнулся и не поскользнулся на кафельном полу, как чаще всего и бывает, а упал с велосипеда. И ведь это не первое мое падение. В моем левом локтевом суставе уже напихано сантиметров двадцать проволоки. Хирург, скреплявший костные отломки бедра, попался тот же самый, но, слава Богу, он меня не узнал, а то не знаю, что бы он обо мне подумал. Зачем поехал зимой в гололед, одному Богу известно. Правда, гололед здесь, во Франкфурте, большая редкость, никто и не припомнит такую зиму. Даже собаки, случившиеся поблизости, мне сочувствовали, а одна так даже вспрыгнула на скамейку, на которой я дожидался перевозки, и лизнула в лицо.
Да, видно, пора лечить голову. Быть может, Володя Леви по старой дружбе что-нибудь посоветует? Зато знаю теперь, что написать в своем завещании: попрошу вместо памятника изваять на моей плите велосипед в натуральную величину. И такого памятника не будет больше ни у кого.

МЯТЕЖНЫЙ ГЕНЕРАЛ

Юность Выготского (из книги "Гении и таланты")

Тайна неутомимости (о книге "Технология отдыха" плюс аудиопособие)

Каждый прозревает в одиночку

Памяти П.Г. Григоренко
статья в "Вестнике Европы" 2009, № 26 - 27
Послесловие к статье

«Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ»