Есть страна Детства. Как была, так и есть. Может кто-то из нее выходит и не находит дорогу обратно. А может даже и не ищет. Но страна есть. Так же как лес. Есть и всё. И как хорошо, что это есть... И страна и лес и избушка на курьих ножках. .. маленькая такая избушка с крышей, засыпанной снегом, на настоящих курьих ножках и с одним окошечком. Ставеньки открыты, а в окошке — свет.
      Откуда он? Ведь в избушке-то никто не живет. Раньше, конечно, жила Баба-Яга. Но она-то как раз из тех, кто вышел из страны Детства и возвращаться туда совсем не собирается. Она выросла. Теперь даже ее длинный нос в избушке едва ли поместится. Да, выросла и повзрослела. Ну и что? Разве старая Девочка не выросла? Она даже состарилась. Старая ведь, потому что очень много лет живет. Но из страны Детства не выходила никогда. И потому-то Она — Девочка. Старая или не старая, это совершенно не важно. Девочка и всё. Всегда Девочка.
      А Баба-Яга теперь не Баба-Яга. Она очень не любит, когда ее так называют. А почему не любить? Ну, Баба-Яга, ну и что? Никого она не съела. Ее всегда побеждали. Она, может, для того и жила в своей избушке, чтоб жители страны нашей учились быть сильными и ловкими. Она была все-таки своя, хоть и Баба-
Яга. А теперь... Ну нет, они — не свои, те, кто вышли из страны Детства. Они управляют всеми. Они важные. И очень скучные.
      Не то чтобы в стране Детства все были хорошие, и только те, кто выходят, плохие. Нет, не совсем так... В стране этой кто только ни живет! Все разные. Но только не скучные. И они не считают, что всё знают и что все им должны подчиняться. И в общем-то никого не учат. А учатся. Все время учатся. По своей воле учатся, не из-под палки. Им хочется поучиться. У леса, например. У каждого Дерева. Потому что все деревья волшебные. Это правда. Но те, кто вышли из нашей Страны, в это не верят. Вот поэтому с ними так скучно.
      А они хотят, чтобы с ними было страшно. Всех запугать хотят. И подчинить. Мол, вы ничего не знаете, а мы все знаем. Вы без нас ничего не поймете и ничего не сможете. Так что мы главные.
      Главные или не главные, но до чего же скучные!..
      Баба-Яга разъезжает теперь в «Мерседесе». А ведь на метле-то было лучше. Ей-богу, лучше! Баба-Яга теперь помощница Правителя. Ну какое нам дело до правителя? Вот, к сожалению, ему до нас есть дело. Вечно он что-то запрещает, во все вмешивается. И она тоже. И Кот в сапогах. Да, он тоже с ними. А какой был котёнок! Чудо! Играл, бегал, прятался в сапог. А потом вот повзрослел, надел сапоги и шляпу с пером и только и делает, что любуется собой.
      А в стране Детства никто собой не любуется. Здесь смотрят не на себя, а на всё вокруг. И не перестают удивляться. И потому-то здесь всё волшебное. Вот и избушка. Баба-Яга из нее вышла, а избушка-то осталась. Здесь. С нами. Волшебная —преволшебная. Вот только обязательно надо разгадать, чья она.
      Кто-то в ней каждый вечер зажигает свет. Одно время думали, что в ней поселились гномы, но гномы только заходят туда для чего-то и выходят. Они оказывается не живут в избушках, а только в корнях деревьев, в траве и под листками.
      Так чья же избушка?
      Том все время размышлял об этом и незаметно вышел на проселочную дорогу. Мысли его прервал шум машины, которая резко затормозила около него. И из нее вышла та самая, которая очень не любит, чтобы ее называли Бабой-Ягой. Почему-то ей надо было знать, о чем Том думает. Она так пристала, что пришлось ей сказать, что об избушке: хочу мол знать, чья она?
      У помощницы Правителя глаза на лоб полезли.
      — То есть как чья? Моя, конечно.
      — Но ты же в ней не живешь.
      — Еще бы! Я живу в совершенно других условиях, но избушка — музейный экспонат, и он принадлежит мне.
      — Музейный экспонат! Да она же волшебная!
      — Ну, ну, ну, знаем мы эти детские россказни!
      — А кто зажигает в ней свет каждый вечер?
      — Неужели ты думаешь, что мне трудно нанять слугу, который это делает?
      Том молчал. Он знал одно: избушка осталась волшебной, а помощница Правителя ни капельки не волшебная. И ничего она знать про избушку не может.
      — Не веришь мне?! — грозно сказала та, что вышла из Мерседеса. — Ну ответь тогда, ты можешь погасить свет в избушке, не входя в нее?
      Том поежился. Он ни за что не хотел бы гасить этот свет, и надеялся, что никто не может и не хочет.
      — А я могу, — сказала Длинная помощница Правителя. Нажала какую-то кнопку. И — окошко темное.
      — Зачем?! — крикнул Том и готов был заплакать, но сдержался.
      — Зачем ни зачем, но ты видишь, что я могу это сделать?
      — А зажечь? Снова зажечь тоже можешь?
      — Нечего зря переводить энергию, — сказала Длинная. Села в машину и хлопнула дверцей. Машина уехала.
      Том стоял около темной избушки и очень грустил. Как вдруг — в избушке замерцал свет, маленький, робкий, как фитилек свечи. Он задрожал, а потом выровнялся и стал гореть, как и раньше.
      «Значит, не всё она может, не всё!» Такая радость охватила Тома! Он шел от волшебной избушки к своему дому и подпрыгивал. Но вот показалась улица, дома. Они все были темными!
Ни одно окошко не светилось. У Тома сердце упало. «Это она. Она. Она решила показать свое могущество». Страна погрузилась во тьму. Только далеко в лесу светилось одинокое окошечко, да еще звезды на небе не подчинялись никаким земным правителям. И вдруг он услышал скрипку. Тихую, тонкую — издалека... Звуки приближались, и вместе со звуками разгорался удивительный свет. Точно мир был подсвечен изнутри. Да, да... так уже было когда-то. Во сне или наяву? Но сколько бы раз это ни появлялось, это было удивительно и необыкновенно. Так же удивительно, как в первый раз. И так же прекрасно.
      «Все хорошо — говорила скрипка Белого Зайца — все очень, очень хорошо — и деревья это знают и звезды и избушка это знает. А ты, Том, знаешь?
      — Знаю, знаю, — прошептал Том. — Только бы это не кончалось. Только бы не кон...
      Но это оборвалось. И музыка и свет. И сейчас же зажглись огни во всех домах. Шум, гам, слепящее сверкание и впереди всех Гусыня, вытянувшая шею, в розовой мантии, гогочущая во все горло под неистовый восторг собравшейся публики. Ее чествовали, осыпали цветами. Длинная, как жердь, помощница Правителя была тут же. Она взглянула на Тома уничтожающим взглядом и сказала:
      — Нашей певице совершенно не мешает твой тонкогласный зайчишка. А вот он при ней продолжать свою игру не может. Не в состоянии. Слабак. И если бы я не распорядилась включить свет, то он так и исчез бы в темноте. Ищи-свищи внутренний свет, который от нашего правительства не зависит. «Все хорошо, все хорошо» — передразнила она. — Все хорошо, только если ваш правитель о вас заботится. Я уже не раз говорила об этом.
      Том взглянул на нее и ничего не сказал. Да и что он мог сказать? Уйти, уйти бы отсюда. Только бы как-то добраться до своей Любимой. Уйти от них к Ней!
Он и при ней ничего сказать не может. Только смотрит своими большущими глазами на Старую Девочку и молчит. Но Она-то все понимает.
      — Том, дорогой, неужели ты поверил им, а не волшебной скрипке?
И тут из глаз Тома выкатилось по слезе.
      — Почему, почему они могут ворваться и все разрушить?
      — Их дело разрушать, а наше — создавать, — тихо ответила Она.
      — Создавать? Но... что я могу создать? Что сейчас я могу сделать?
      — Вот именно, что он может сделать, твой закадычный друг? Не подскажешь ли?
      Каким образом здесь очутился Кот в сапогах, этого понять было нельзя. Он стоял рядом, почтительно сняв перед Старой Девочкой свою шляпу с пером, и глядел на обоих с затаенной насмешкой.
      — Что может сделать человек, у которого нет решительно никакой специальности? — продолжал Кот. — Ты можешь мне ответить, хотя бы на вопрос: кто ты? — обратился он к Тому.
      — Кто, кто... Том.
      — Ну вот именно. Такого ответа я и ждал. Ну — Том; а что потом? У тебя есть что-нибудь кроме имени? Ты кончал какое-нибудь учебное заведение? Диплом есть? Вот я, например, окончил два факультета. И даже диссертацию защитил.
      — Ну хорошо, ты конченый, а я еще нет. — Том вдруг улыбнулся. — А дальше что?
      — А ты не перебивай! Вы все меня хорошо знали, как дипломата, но теперь я еще и врач. Доктор наук. Между прочим, первый врач страны.
      — И что из этого следует?
      — А то, что если кто-нибудь что-то сможет сделать, то я, а не ты.
      Тут вдруг Кот развернулся, чуть не задев хвостом Тома, и ускользнул куда-то.
      В окнах домов горели разноцветные огни. Стало тихо. Было уютно и тепло. И все-таки очень грустно.
      «Том, дорогой, неужели ты поверил им, а не волшебной скрипке?» — звучали в нем Её слова. Он ведь на них ничего не ответил. А Она сказала еще: «их дело разрушать, а наше — создавать».
      — Но как?
      Вот они уже без Кота вдвоем. И оба молчат. А потом Она тихо говорит:
      — Не думай, что они всесильные. Это только «пока». Знаешь, они украли у солнца и у молнии немного могущества. Научились добывать электричество. Но все краденое когда-нибудь кончается. Они не знают пути к Неисчерпаемому Источнику.
      — А... ты знаешь? — Тихо-тихо спросил Том.
      — Знаю, — еще тише ответила Она. — А теперь должен узнать и ты. Их дело разрушать и красть. А наше — возвращать краденое Хозяину и создавать. Это твое дело, Том. И ты справишься с ним. Но прежде всего пойди к Олю. Он тебе поможет.
      — К Олю?
      — Ну да.
      Она улыбается, и на душе у Тома становится все легче, все спокойнее. И вот он опять в лесу.
      Уже ночь. Все огни погасли. Но в избушке на курьих ножках по-прежнему горит огонёк. «Он — негасимый, — мелькнула мысль у Тома. — А если он негасимый, то он должен вести к Неисчерпаемому Источнику. И есть какая-то прямая невидимая нить, тоненькая ниточка отсюда — туда...»
      Какой покой в лесу! Какие высокие деревья! И вдруг он вспомнил вопросы Кота и улыбнулся. «Кто я такой?» А ты кто такой, Кот? Ты хоть когда-нибудь разговаривал с Деревом? Про¬жил ли хоть один день в жизни вместе с Деревом? Вдвоем — Дерево и ты и больше никого? Так, чтоб вместе с ним идти и идти невидимым путем прямо в небо? Ничего-то ты не знаешь.
      А вот — тот, кто знает. Он проживает с деревьями всю их жизнь час за часом, минута за минутой.
      — Здравствуй, Оль!
      — Здравствуй, Том.
      — Когда я к тебе приходил в прошлый раз, ты много чего рассказал мне. А сейчас что-нибудь скажешь — или будешь молчать, как молчал до этого?
      — Я помогу тебе, Том, как еще никогда не помогал. Я знаю, что тебе надо найти путь к Неисчерпаемому Источнику. Ты уже не раз бывал там. Но путь туда каждый раз находят заново. Это как заново родиться. Это трудно. Очень трудно, но я тебе помогу. Я дам тебе талисман, который сам приведет тебя к Источнику, если ты сумеешь с ним правильно обращаться.
      — «А как?» — хотел спросить Том, но не спросил. Вспомнил, что на вопросы «как?», «где?» и «почему?» волшебники не отвечают.
      — Да, я не скажу тебе «как», — продолжал Оль, — ты сам должен это понять. А теперь иди. Мы еще встретимся.
      И Том пошел. Куда? Это теперь не его забота. У него в руке талисман, который сам его выведет. Уж не снится ли это ему? Никогда в жизни еще так не было. Всё приходилось решать, искать самому. А тут вдруг... Том внезапно закружился. Ему захотелось перекувырнуться, но он сдержался и только пристально поглядел на талисман. Талисман светился. Такая маленькая светящаяся коробочка. И тут-то только он вспомнил, что он не знает, как с ним обращаться. Обыкновенная маленькая коробочка с крышкой. Он открыл крышку, и из коробочки раздалась музыка. Такая вот музыкальная шкатулка. Но какая музыка! Да это же мелодия Белого Зайца! Тут Тома охватила такая радость, что он сам стал подпевать шкатулке. Шел и подпевал, пока не услышал какой-то другой звук, вливающийся в любимую мелодию. Кто-то плакал рядом, громко, всхлипывая. Господи, да это Мишка! Маленький белый Мишка — друг Тома.
      — Мишенька, ты чего?
Мишка всхлипнул еще раз, но не ответил.
      — Миш, что с тобой?
      — Прощай, Том, мы больше не увидимся.
      — Это еще почему?
      — Потому что я болен. Смертельно болен.
      — С каких это пор? Что за болезнь? — Мишка молчал.
      — И тебе нельзя помочь?
      — Да, нельзя. Ты лучше проходи. Ты такой радостный. Ну и радуйся дальше.
      — Кто тебе сказал, что тебе нельзя помочь?
      — Кто, кто — самый знаменитый врач.
      — Сказал, что ничем нельзя помочь?
      — Ну, в общем, да. Я не могу тебе сказать, что мне может помочь.
      — Да нет уж, скажи.
      — Твой талисман. Но ты же все равно не отдашь его. Он тебе нужнее.
      — Мой талисман?!
      — Да, именно твой талисман, — скорбно вздохнул очутившийся рядом Кот в сапогах.
      — Это ты — тот врач, который приговорил Мишку?
      — Да, да, я. Только твой талисман может его спасти. Иначе другу твоему конец.
      У Тома задрожали руки. Но лишь на одну минуту. В следу¬ющую он уже протягивал талисман Коту.
      — Если надо спасти друга, то думать не о чем, бери.
      Коробочка закрылась, еще когда Том услышал плач Мишки. Но вот она открылась снова — уже в лапах Кота. «Все хорошо, — услышали все трое, — все очень, очень хорошо»... Кот захлопнул коробочку и продолжил сам.
      — Действительно все очень хорошо. Ты выполнил свой гражданский долг. Ты помог своему правительству найти путь к Источнику неисчерпаемого света. Теперь нам уже не надо будет думать, откуда нам брать энергию. Теперь уже стране не будут угрожать энергетические кризисы.
      — Что? Что? Что?!
      Том стоял с широко раскрытым ртом. Глаза его, казалось, могли вылезти из орбит.
      — Так талисман нужен не для Мишки?! Так Мишка не болен?!
      Кот стал в позу. Он опять начал что-то нести о гражданском долге, даже о каких-то наградах, но потом сорвался на ехидную улыбочку и почти промяукал: «Для всех всё хорошо никогда не бывает. Было всё хорошо для вас, теперь будет всё хорошо для нас». Тут он взмахнул талисманом и пошел прочь семимильными шагами в своих сапогах-скороходах.
      Том остался наедине с Мишкой.
      — Ты... Ты предал меня?! Зачем? Почему? Как ты мог это сделать?!
      — Том, Том, прости меня. Он сказал, что если я не выманю у тебя талисман, крокодил, то есть Правитель, убьет его. Но прежде он сам убьет меня. Так что мне все равно грозила смерть.
      — Так ты, ты смог предать меня?!
      — Том, прости!..
      — Эх, ты! — только и сказал Том и тихо пошел прочь. Уже без талисмана, без дороги и даже без надежды.
К ней... К ней, конечно... Но как пойти к ней, когда дал себя обмануть, проворонил талисман. Нет, будет стыдно ей в глаза взглянуть.
      Том встал посередине дороги. И вдруг не увидел ни дороги, ни домов. Погас свет. Сразу всюду. Ни одного фонаря, ни одно¬го светящегося окна.
      — Ах, наверно, это у них называется энергетический кризис или что-то еще.
      Ему было все равно. Даже, может, и лучше в темноте. Он все потерял. Друг его предал. В душе - темнота. Пусть и снаружи будет темно. Ему показалось, что он куда-то проваливается, но... что это? Ночь темная, небо в тучах, даже звезд не видно, но... Какие-то маленькие, очень маленькие мерцающие огоньки. То — есть, то - нет. Это кажется? Да нет, вот оно. Нет, кажется. То скрываются, то появляются снова. Но один огонёк не скрывается, горит всё время. Очень далеко. Как его тянет туда! И Том идет, идет. Да ведь это же избушка на курьих ножках! В её окошечке - свет. Какой далекий!.. Дойдет ли он?.. Силы изменяют. А может и это кажется? «Я уже ничего не знаю», — подумал Том и закрыл глаза. И тут послышалось:
      — А я что-то знаю...
      — Ты? Это опять ты, Помпончик?
      — Ну а кто же еще?
      — Ой, Помпончик, ты всегда приходишь в самую трудную минуту, но, кажется, такой трудной еще не было.
      — Это тебе каждый раз так кажется.
      — Может быть. Но не каждый же раз меня предавал друг.
      — Ну, а разве не стоит с тобой рядом друг, который никогда не предавал тебя и не предаст никогда?
      — Да, да, да! Спасибо тебе! Ты самый верный, самый настоящий. И ты — здесь, рядом. Помпончик, скажи, а эти огоньки настоящие или нет? Они есть или только кажутся мне?
      — Ну, конечно, есть, Том. Окошко в избушке не гаснет. А эти... эти... то гаснут, то вспыхивают... Это же угольки от костра гномов, Том. Они разлетелись по всему небу и мерцают... мерцают. Ты когда-нибудь досиживал до угольков, когда бывал у костра гномов? Или уходил раньше?
      Том не помнил. Но у него опять появились и надежда и вера. А уж любовь-то с ним была всегда. Уж этого никто отнять не сумеет. И он теперь знает, куда ему надо идти, куда же еще? — к костру гномов, конечно.
      — Помпончик! Помпончик! Мой верный, верный Помпон¬чик! Иногда одного белого помпончика на зелёной шапке достаточно, чтобы вернуть человека к жизни.

А я что-то знаю,
А я что-то знаю.
А что-то знаю,
Знаю и пою.
Среди темных веток
Щелочка сквозная.
Загляни — увидишь
Звездочку свою.

      Под эту-то песенку Том и пошел туда, на эту щелочку. Вроде бы шел к окошку избушки, но вдруг увидел среди ветвей мерцающее пламя костра. Поленья потрескивали. Гномы сидели вокруг. Было тихо. Так бесконечно тихо, что эту тишину нельзя было нарушить — ясно почувствовал Том. Наоборот — эта тишина могла заглушить любой гром. «Так это возможно», — с удивлением подумал он. И это была последняя мысль. Даже мысли здесь стихли. Том сел у костра и замолчал, как гномы.
И ничего ему не надо было, кроме этого покоя, который двигался, входил всё глубже внутрь него, нарастал. «Мне ничего не надо делать. Он сам все сделает во мне», — понял Том и отдался этому Покою, как отдается пловец морской волне.
      Он не заметил, как расчистилось небо и проступили звезды. Казалось, они никогда и не скрывались. Он поднял голову и увидел звезды и как бы измерил душой расстояние между собой и ними. Оно было огромным, но его не надо было преодолевать. Было такое чувство, что душа его незаметно дорастала до звезд и только одно это и было нужно.
      И вот — звон со звезды и голос первого гнома в ответ звезде:

Моя душа слабей листка,
Случайно сорванного ветром.
Она, как этот лист, легка.
Как легкий проблеск, незаметна.
Моя душа тонка, как нить.
Нет, тоньше — и сравнить-то не с чем.
Она другой не может быть.
В ней Божий нерв, сквозя, трепещет.

      Он замолк. Но чувствовалось, что речь не кончена. Она дол¬жна продолжиться. И вправду — после следующего звона со звезды голос второго гнома продолжил:

Моя душа обнажена,
Ей нет покрова, нет защиты.
Ведь каждый миг жива она
И значит каждый миг — открыта.
И значит нет ее бедней.
Она — бездомный среди ночи,
И каждый может сделать с ней
Без наказанья, что захочет.
Вот почему всегда молчат
Глаза озер в зеленой гуще
Ресниц... Наш тихий Бог распят.
И все-таки Он — всемогущий.

      Снова молчание. Огромное. Полное. И в глубину этого молчания — звон со звезды и — голос третьего, продолжающего ту же речь:

Да, Он для всей беды открыт.
Но этих красок переливы,
Но эту жизнь лишь Он творит —
Непостижимо молчаливый.
Молчание — на боль в ответ,
На всю враждебность мирозданья.
Но созидает этот свет
Лишь только Божие молчанье.
И нет сильнее ничего
Молчанья Твоего, Создатель.
Чтоб только не прервать его,
Ты согласился на распятье.
Чтоб не нарушить свой закон,
Бог замолчал пред силой вражьей...
Но созидает только Он.
А разрушать способен каждый.

      Молчание стало еще полнее, еще глубже. Кажется, речь закончилась. Но — снова звон со звезды и — голос четвертого:

Мне бы лишь тишины и простора
Тишины, где б расправиться мог
Тот, кто стал для созвездий опорой
Все миры созидающий Бог.
О, просторы пустынного неба —
Дом Творца, бесконечная гладь...
Там, где дух разрушенья и не был.
Где ему просто нечем дышать.

      «Ну да, вот почему они здесь не могут появиться. Здесь им нечем дышать», — понял Том.
      И снова молчание. Оно наполняло грудь. Он дышал этим молчанием. А костер горел все глуше. Вот уже никакого пламени. Одни мерцающие уголья. И — дальний тихий звон со звезды, а за ним чуть слышный голос пятого гнома:

А на сосне был Божий след.
И если скажут «Бога нет»,
Я не отвечу ничего,
А укажу на след Его.
Иль попросту, прервав беседу,
Едва дыша, пойду по следу.

      Костер погас. Но мерцающие угольки медленно разлетелись, точно распались по лесу, по небу и замерцали, как близкие звезды. Том встал. Огляделся вокруг. Гномов не было. Ни костра, ни гномов — одни мерцающие движущиеся угольки. «Наверно, гномы где-то рядом, но стали невидны», — подумал Том и ощутил такой прилив любви к ним, к дальним звездам, к мерцающим уголькам и еще к кому-то неведомому, но самому близкому, что ему вдруг показалось, что сердце у него в груди разгорелось, как костер. Пламя его невидимо, но какой жар!
      Невидимо? А что это за свет задрожал, затрепетал вдруг перед ним? Сгустившиеся, собравшиеся вместе угольки? Нет, свет был еще мягче, еще прозрачнее. Почти угадываемый, но какой дивный! Он был сквозной. Он светился как будто сквозь мир и вел... к его Истоку. Точно кто-то неведомый проходил к Неисчерпаемому Источнику и оставлял свой след.

А на сосне был Божий след.
И если скажут: Бога нет,
Я не отвечу ничего,
Но укажу на след Его.
Иль попросту, прервав беседу,
Едва дыша, пойду по следу.

      «Божий след... Божий след или — мой внутренний свет?» — спросил сам себя Том и вдруг почувствовал, что это, может быть, одно и то же. И он пошел по следу... Никаких сомнений не было.
Никакой неуверенности. Он шел туда, куда должен был идти. И вдруг... Что это? почему свет удвоился, утроился, удесятерился? — Зеркала. Огромные зеркала, как будто купол из зеркал. Как будто небо и земля — зеркальные. А посреди зеркал — Она. Сама Владычица Волшебных зеркал. Хранительница света, Хрустальная королева. Он Ее знает. И Она ведь знает его. Зачем же Она задает свой вопрос: Кто ты, человек из плоти и крови, пожаловавший в мое царство?
      — Я — Том.
      — А что ты умеешь, Том?
      Никому бы на свете не сказал он этого вслух, но Ей он только это и скажет.
      — Я умею любить. Это я вправду умею.
      — Да, это ты вправду умеешь, я знаю. А все остальное при-ложится к этому.
      — Приложится? — тихо повторил он. — Неужели... неужели я сумею зачерпнуть из Неисчерпаемого Источника?
      Она посмотрела на него долгим взглядом и потом тихо не то спросила, не то сказала:
      — Ты пришел сюда медленным путем. Ты шел по следу?
      — Да. Я шел по следу.
      — А тебя ведь опередил другой. Он пришел быстрым путем. Он не был у костра гномов, не шел по следу. Его привел талисман.
      — Талисман, который я не сумел сохранить. Я не сумел с ним обращаться как надо.
      — Нет, ты с ним поступил именно так, как надо. Тот, кто отдаст талисман из любви к другому, придет к Источнику медленным кружным путем и зачерпнет из Источника. А тот, кто отберет талисман у другого, придет быстрым прямым путем — и не сможет ничего зачерпнуть из Источника.
      Тот, кто опередил тебя, считал, что он все умеет, но ушел отсюда с тем, с чем пришел.
      — Кот в сапогах? Поджал хвост и удалился?
      — Ну да. Он перечислял все свои достижения. И диплом предъявлял, и степени. Да это всё здесь не нужно. Здесь всё напросвет. Удостоверения не требуется. Вот я смотрю на тебя и вижу, что сквозь тебя свет проходит. А сквозь него — нет. Он стоял и заслонял собой свет. И к Источнику никогда он не подойдет. Он же Его заслоняет. А здесь никто никого не заслоняет. Здесь все прозрачные.
      Том огляделся. Ну да, он снова в царстве прозрачных. Снова... Он был здесь когда-то. Но попасть сюда снова, как снова родиться. Разве мы знаем, что было до нашего рождения? Может, душа что-то смутно помнит... Прислушиваться к своей душе... Это, может быть, самое нужное.
      — Кто-то прислушивается, кто-то ее заглушает, — сказала Владычица, точно продолжая его мысли. — А только и надо, прислушиваться, Том. Прислушиваться и идти за своей Душой. Те, кто идут за Ней, в конце концов, становятся прозрачными. Они не заслоняют света. И как только сам перестанешь заслонять свет, так и встретишься со всеми, кто не заслоняет света. Свет ведь один. В свете все и встречаются.
      Том глядел во все глаза — и сиял во все глаза. И вдруг увидел свою Любимую. «Все прозрачные встречаются здесь». А она, его вечная Девочка — самая прозрачная. И сквозь нее светится неисчерпаемый Источник. Источник Любви и Света. Любовь из нее излучается, как из звезды — свет.
— Ее Любовь и создала вашу страну, — сказала Владычица. — А твоя любовь вернет ей свет.
      «Как это?» хотел спросить Том, но во время вспомнил, что на эти вопросы волшебники не отвечают. Он сел у ног своей Любимой и больше уже не о чем не спрашивал.

Можно было бы подумать, что все это ему приснилось, потому что сидели они в своей милой стране Детства на опушке леса. Но ведь он оставил эту Страну, когда она была в темноте, а сейчас все в ней светилось. Все огни в домах, все фонари, гроты, витражи. И появились какие-то новые мерцающие огоньки, тихие и всё подсвечивающие изнутри, — угольки от костра гномов — узнал Том.
      Нет, все, что было — не сон. Иначе разве могло бы так гореть и светиться его сердце?!
      — А вот этот огонек никогда не гас, — сказала Она и повернула Тома лицом к лесу.
      Маленькая избушка на курьих ножках с одним окошечком, с открытыми ставеньками и с неугасимым огоньком. — Вот она!
      Так ведь он же больше всего на свете хотел узнать, чья она? Кто в ней живет? А теперь знание пришло само, как когда-то сложились сами ледяные кубики у Кая в царстве Снежной Королевы.
      — Я знаю! — вскрикнул он. — В ней живет Сказка, которая никогда не выходила из Правды, как старая Девочка из Страны Детства. Сказка, неразлучная с Правдой. Если бы просто Сказка без Правды, то это была бы пустая выдумка. Если бы одна правда без сказки, то она была бы все равно, что Дерево без корней и ветвей, — столб а не Дерево. И тогда не было бы неугасимого огонька. Но он есть. Только, только потому, что есть сказка, которая никогда не разлучается с Правдой. И это Тайна. Из нее и родится все живое.
      Все молча слушали Тома. Все. Не только свои, но и эти, которые ими правили. Здесь была и та, которая не любила, чтобы ее звали Бабой-Ягой, и Гусыня, которая вдруг опустила свою шею и наклонила голову на бок. И даже сам Правитель, почему-то с перевязанной пастью (зубы что ли у него болели?). Все оцепенели. Надолго ли? Трудно сказать. Может на минуту, а может и больше. Но только у одного из них — у Кота — вдруг заискрилась шерсть и поднялись уши так, что он внезапно стал напоминать котенка, которым был в Стране Детства.
      — Свет! Свет! — крикнул он.
Нет, не только свету в домах удивился Кот.
      — Звезды. — Снова закричал он. — Откуда, откуда они взялись?!
      — Но они-то ведь всегда были, — ответила Длинная помощница Правителя. — Что с ним происходит? Он стал удивляться самым обычным вещам. Он явно впадает в детство.
      А Кот между тем сбросил свою шляпу, скинул сапоги. Он вдруг вспомнил, что он родственник Волшебного Кота с загорающимися глазами, Кота, который знает Тайну. Ну да, ту самую Тайну, которая и есть Сказка, неразлучная с Правдой. И тут он закружился, как котенок, бегающий за своим хвостом, а потом остановился и проговорил: Давным-давно ведь было сказано «будьте, как дети». Чего же мы никак не можем этого расслышать?