«Ибо закон производит гнев, потому что где нет закона, нет и преступления» (Римл., 4, 15). Павел здесь чрезвычайно близок к мыслям Кришнамурти о недопустимости подчинять живое сегодняшнее движение ума какому бы то ни было старому канону, не взятому внутрь, не рожденному заново сердцем. По Кришнамурти, надо просто смотреть на поток мыслей в своем уме, не пытаясь его прикрасить. Если вы видите реальность зависти так, как видите реальность кобры, вы броситесь от нее бежать, как от кобры, говорил этот мыслитель. Но вот вопрос: с какой внутренней точки зрения дается наш взгляд на течение собственных мыслей как на внешнее? Кому удалось здесь обойтись без канонических образов истины? Я думаю, что очень немногим и почти никому – до конца. Отсюда бесконечные колебания мыслящих героев Достоевского.

*

... у Мышкина, совершенно не склонного любоваться собой, есть способность различать двойные мысли в зародыше, и от этого постоянная потребность в покаянии. Отсюда чувство вины Мышкина за все, что происходит: не от повышенной виновности в объективном смысле слова, а от совершенной прозрачности своего восприятия вины. Он чувствует свою вину, как принцесса – горошину.

*

Главный секрет атомной бомбы, писал генерал Гровс, – это то, что атомная бомба существует. И главный секрет любви то, что она есть и есть не только в книгах, и она доступна людям. Раскрывшемуся сердцу найдется, кого любить. И спасут мир, если он спасется, – люди, углублявшие и углублявшие свою младенческую способность любить.

*

Детское у Достоевского – не столько счастливая, невозвратимая пора в прошлом, сколько что-то мелькающее впереди, когда мы, по выражению Януша Корчака, снова станем маленькими.

*

Диалог – не только поиск истины, но форма самой истины.

*

До полуобразованной массы никак не доходит мысль, что человек создан жить среди противоречий, а не ликвидировать их.

*

Иногда человек потому только и значителен, что продолжает взрослым решать проблемы, озадачившие его в пятнадцать лет. Эйнштейн так объяснял свой выход к новому пониманию пространства и времени.

*

«Мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху... Ибо не понимаю, что делаю... Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю... Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Римл., 7, 14-24).
Ум здесь – синоним внутреннего человека, а плоть – синоним внешнего. У Павла в другом месте есть выражение «умный по плоти», то есть интеллект в его понимании тоже может быть «плотским» (внешним, не духовным).

*

Как правило, мы различаем: радость – это одно, а страдание – это совсем другое. Но не только Гете, но и Блок в замечательной песне Гаэтана повторяет: радость-страданье. Именно: «радость-страданье» через черточку. Не то, что удовольствие от страдания, а выход на какой-то уровень чувства, когда становишься всецелым и объемлешь мир во всей полноте, одновременная открытость и великим страданиям и великим радостям.

*

Кришнамурти отвечал, что не надо ничего искать, нельзя ничего вернуть. Чем больше ищешь верховного наслаждения, тем дальше от него уходишь. Гляди без всякой мысли о цели в обычный рассвет, на дерево за окном до того, что красота начнет рождать красоту. Может быть, не ярко, не взрывом, опрокидывающим сознание, но будет. В России это же сказал Достоевский: разве можно видеть дерево и не быть счастливым? Вглядываться в красоту мира, чувствовать рождение красоты в сердце – и как-то передать ее тем, кого любишь... Вот вся человеческая задача.

*

Любовь углубляет жизнь, и углубление жизни открывает дорогу любви.

*

Любовь – всегда привязанность, временами – до рабства. Человек, не имеющий привязанностей – это либо мудрец, который, собственно, привязан, но к самой сердцевине бытия, всегда открыт. Но это очень редкий случай. Или это человек, который совершенно не чувствует себя свободным. Он чувствует себя заброшенным. Для него весь мир – тюрьма, и Дания – один из лучших застенков, как выразился Гамлет.

*

Не только взрослые воспитывают детей, и дети воспитывают взрослых. Развиваясь, мы что-то теряем; дети напоминают нам, что мы потеряли, и помогают восстановить его. С детьми мы чувствуем свой тайный внутренний стержень, на который незаметно нарастают годы, складываясь в единый образ.

*

Поворот к религии в целом является положительным, но каждый здесь должен найти свой путь в глубину.

*

Пушкин назвал высшее общество светской чернью.

*

Сегодняшний мой ответ – очень старый: надо раскрыть забытые источники силы в глубине, в тишине. Надо увеличить дистанцию с рябью событий. И тогда станет яснее – с чем рвать, что создавать.

*

Сознание своей ограниченности плодотворно.

*
Человек человеку может стать иконой. Человек в человеке раскрывает образ и подобие Бога, который в нем скрыт обычно, но который может быть увиден глазом любви.

*

Что же для меня оказалось самым нужным? Опыт неудач. Опыт жизни без всякого внешнего успеха. Опыт жизни без почвы под нога­ми, без социальной, национальной, церковной опоры. Сейчас вся Россия живет так, как я жил десятки лет: во внешней заброшенности, во внешнем ничтожестве, вися в воздухе... И людям стало интересно читать, как жить без почвы, держась ни на чем. Может быть, эта куч­ка людей со временем разрастется. И она научится создавать мир так, как Бог его создал – из ничего.
Чтобы быть свободным, надо быть в Целом, быть Целым.

*

Чудеса нельзя предвидеть, но можно расчистить им почву.

*

Я вижу выход в паузе созерцания. Мы не можем остановить экономический механизм, который лучше или хуже кормит шесть миллиардов людей. Но мы – как Россия – входим в кризис, мировой кризис, в движение, ведущее в пропасть, и можем сделать только одно (если хотим выжить): преодолеть лихорадочность движения, вносить паузы созерцания в череду наших дел. Постепенно расширяя эти паузы. Постепенно раскрывая перед людьми радость созерцания. Постепенно открывая ее детям – с самого раннего возраста, еще до школы.

*

Я убежден, что задача каждого человека – создавать или хоть поддерживать расширяющийся круг любви.