Это одна история о том, чего не было, но все же могло быть. Просто исторические документы не хранят сведений о подобных событиях.
Письмо Андрея Разумовского от 15 сентября 1791 года – вот единственный документ, позволивший этой истории жить. Он подлинный и цитируется всеми музыковедами.
Только это письмо доказывает (по крайней мере, логически), что Моцарт с Разумовским встречались, здоровались, говорили. Оба они были остры на язык и любили посмеяться, оба они в чем-то бросали вызов обществу, без которого тем не менее, ни тот ни другой жить не могли. Моцарт стремился уехать из родного города, Разумовский – из родной страны. Я надеюсь, что их пространные монологи об этом не слишком утомят читателя. Потеря родины явление не столько пространственное, сколько духовное, я думаю. В чем-то каждый из нас похож на этих двоих.
Поэтому я позволила себе подарить Разумовскому, этому дипломату от рождения и любимцу женщин, такую тоску по родине, которой, как утверждают многие, он никогда не знал. Спорить не буду. Многое с течением времени – сны, мечты, рисунок страстей и горестей людей т о г о времени – стирается, становится неясным. Мне же хотелось видеть Разумовского человеком, несмотря на все отзывы современников и писателей исторических романов, человеком, как это ни смешно, чутким. К искусству. К музыке. К таланту.
Все имена, которые Моцарт и Разумовский употребляют в разговоре, подлинны. Моцарт действительно собирался ехать в Богемию. Только, возможно, уехал туда в конце августа, а не в начале сентября.
Это стих белый, к которому я всегда отношусь с большим уважением. Но герои волнуются, влюбляются, забываются – тут и до рифмы недалеко. Граф Андрей говорит так всякий раз, когда вспоминает о России.
Моцарт говорит в рифму всегда, так как мне не придумать ничего другого, чтобы изобразить в стихах музыку. А что же еще музыка, если не Моцарт?
Размер стиха меняется на песне Разумовского, которую он выдает за русскую народную (проницательный мой читатель поймет, что это не так), впрочем, Разумовский вообще сыплет поговорками неизвестного происхождения. Болшой кусок – конец третьего и четвертое действие – написан в ритме новой симфонии Моцарта, мелодию которой он напевает Андрею.
Остальные примечания прошу смотреть в конце пьесы.

Елена Ухова
12 февраля 1996 года

"...направить к Вам первого клавесиниста и одного из искуснейших композиторов Германии – по имени Моцарт – который, имея здесь некоторое недовольство, был бы расположен принять это путешествие. Сейчас он в Богемии, но скоро вернется. Если Вы, Ваша светлость, разрешите мне тогда его пригласить не надолго, а просто для того, чтобы поехать к Вашей светлости, чтобы Вы его услышали и, если найдете нужным, затем приняли бы к себе на службу".

Андрей Разумовский –
Г.Потемкину 15 сентября 1791 года

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Явление первое

Разумовский один, сидит у окна в кабинете, скучает.

Разумовский: Как незаметно. Осень. Тридцать девять.
Начало сентября. Предместье Вены.
И уж давно известно, что когда,
А все равно внезапно: Питер, Ревель,
Депеши, переезды и измены.
И диких яблонь рыжая орда.

...Кому сейчас скажи, что Разумовский
С утра вот так сидит, на листья смотрит
И возрасту дивиться своему –
Ведь не поверят... Кто посмел бы верить?
Какая прелесть все же этот Моцарт:
Та-ри-рам... Хоть не нужен никому.

Зачем-то тянет странствовать опять.
Плыть, водку пить, не спать...Зачем-то тянет
В ту сторону, где в обморочной рани
Восточного луча светлеет прядь.

Довольно, братец!.. Тянет – не зовет!
Мы все нужны не там, куда нас тянет,
Довольно! Рано или поздно станет
Земля другая родиной. Пройдет

Вся эта ностальгия. Доктора
Придумали ее и грели руки –
Но не на мне! Прошло пятнадцать лет...
За этот срок увесистый, который
Назначен мне Екатериной здесь
За это время встреч, переговоров,
Интриг и спален, сплетен и игры –
Я слова ни сказал, о том что помнил.
И словом не назвал бы эту слабость
Преступную... Она приходит редко,
Но если уж нахлынет – берегись.
...Тогда и начинают мучать сны:
Озера, мошкара, разлив весны,
И на пороге дома Долгорукий
Свистит себе на флейте...
Я разлуку
Смеясь переносил. Я попадал
Незваным гостем с корабля на бал,
Ласкал любовниц... Тосковал?
Нимало!
Я делал, что царица приказала –
Был весел.
"...Что приметно у Андрея
Кирилыча – не любит он Рассеи"
Вот вам и сказ. Ну что ж, пусть будет так.
Мне некогда пока что заниматься
Прополкой в огороде репутаций.
Я занят. Клеветницам – Бог прости!
Сегодня в доме тещи будет ужин...
Я слышал, Моцарт обещал придти.

Его совсем не ценят в этой Вене...
И значит, можно партию начать –
Ведь подготовив почву в Петербурге,
Нетрудно Леопольда обыграть
В два хода... Из-под носа увести
Такого композитора как Моцарт!
Его у нас почти совсем не знают,
Но слава – это штука наживная...
(скрип двери)
Кто там скребется?

Слуга: Письма, Ваша светлость,
Пришли.

Разумовский: Да целых три!
Так... Это прочитаем мы потом...
А это кто...Все буковки косые
И острые. Ба, то ж Анастасия.
Ну, добре. Шельма! Именем мужским
Конвертик подписала. Как хитрим,
"Месье Милецкий"!
Госпожа Россия...
Ну, что нам нацарапали? Посмотрим...
"Чего не пишешь? Слезныя печали...
любезныя..."Все это хорошо,
Да я, чай, не девица. Будь же дельной.
Ага! Так бал в Потемкинском дворце
Устроен был? Отлично! и старались
На праздниках Державин и Козловский.
Ну, как без них! Напудрен Сарти был
Как мельник. Ну, а музыка его
Напудрена, я думаю, была
Целковыми. Восторг Екатерины
С тех пор, как он оркестровал "Олега"
Да на Ее величества либретто –
Такое кто посмеет обругать?
Потемкин разве... Это мысль. Потемкин.
Хотя ему что пушки, что музыка,
Что феерверк – но он умеет править.
Он отправляет пирамиду плавать,
Шутихи отражаются в воде,
К полуночи успеет поседеть
Июньский воздух от густого дыма...
И будет душно в спальне у любимой.
...Так что там дальше?
Все играют в карты...
На колонаде пляшут малолетки...
Жара. В саду поставили киоск.
Там Диц на флейтах и виолончеле
Устроил камер-музыку. Вчера
У Строганова дочка родила...

И Строганов наш весел, хоть ему
Пристало бы поменьше веселиться,
Ведь то пари граф Остен проиграл –
С моим отцом они его держали,
Когда три свадьбы при дворе играли:
Мол, кто – Нарышкин, Строганов, Бутурлин
Рога получит первый из троих?
И Строганова раньше всех надули.
А кто бы мог подумать?
Омут тих...
Елизавета!


Явление второе

Разумовский, его жена.

Елизавета: Что ты раскричался?
Вот так всегда. Конвертик из России
Прижмет к груди и шмыгнет в кабинет.
И хоть бы раз своей Елизавет...

Разумовский: Душа моя, да это деловое.

Елизавета: Прочел бы мне... Какие уж дела?
Женился тот, другая родила.
А нет ли мне письма от Христианы?
Разумовский: Нет. Для письма от них покамест рано.
И Воронцов из Ричмонда не пишет,
Ленивец праздный... а меж тем курьеры
Так и снуют от Ричмонда до Вены.
Но глянь, Елизавета...
(подходит к окну)
Вечереет.
Кто нарядить тебя за час успеет?

Елизавета: Зато щипцы за час перекалят.

Разумовский: Чему сегодня певчие учились?

Елизавета: А ты чему учился без меня?

Разумовский: Ворчунья... Перестань-ка, сделай милость.
Еще не запрягали лошадей,
А будет встреча важная сегодня
На вечере у матушки твоей.

Елизавета: У матушки... и с кем же это?

Разумовский: Моцарт.

Елизавета: Вы разве не знакомы?

Разумовский: Мы встречались,
Мы видели друг друга тут и там,
Но мы не разговаривали так,
Как с Гайдном я говаривал, бывало.
Признаться, мне последнее мешало.
...Ведь Моцарт беден.
На ином обеде
Послушаешь об этом анекдот –
Салфеткой бы рассказчику да в рот!
Тьфу, скоморохи. Моцарт беззаботен,
За то и беден, вот и не в чести.
Гайдн человек расчетливый, сухой,
И выгоды своей он не упустит,
Хотя не будет и темнить с тобой.
В его квартетах строгости и грусти
Достаточно, и правильны лады –
Так ночью в сентябре тепло и сухо,
И пахнет астрой, только нет звезды...
А Моцарт – это раковина. Ухо,
Подставишь – и что хочешь представляй.
И сам ищи на небесах созвездья,
Далеких гончих колокольный лай,
Валторны жаркой близкое возмездье,
И солнце...
Женка!
Я белиберду
Несу, а ты и рада. Чай, остыли
Щипцы?

Елизавета: Вот так всегда.
Белиберда
В нем всякий раз, как письма из России.

Действие второе

Явление третье

Дом графини Тун, много свечей, тихая музыка,разговоры. Графиня Вильгельмина Тун болтает с гостями.
Разумовский с женой появляются на пороге.


Разумовский: Мы, Лиза, верно, все же опоздали.
Вон матузка любезная твоя
Беседует с Кобенцлем. Верно, просит
Участвовать в какой-нибудь пиесе...
А тот, свое оправдывая имя,
Кобенится...

Елизавета: Опять ты за свое.

Графиня Тун: Пришли?
Как ты бледна, дитя мое.
А ты, граф, что?

Разумовский: Соскучился по вам.

Графиня Тун: Плутуешь ты, я вижу, как и прежде.
А все-таки я рада. Из гостей
Ты знаешь всех, их представлять не надо.

Разумовский: Ван Свитен, Белозерский тут как тут,
Кобенцль и Ветцлар... Только одного,
Пожалуй, здесь не вижу. Моцарт где?

Графиня Тун: А! Да, он презабавный человек,
Его скорее слышишь, чем увидишь.

Разумовский: Он... не пришел?

Графиня Тун: Куда ж ему деваться?
...Что там за хохот в комнате соседней,
Вон в той, куда поднос уже второй
С орехами и яблоками вносят?
(Взрыв смеха за дверью)
Смеется там...
Да вот он, этот Моцарт.

Моцарт: Нет, каково...
Они тянули хором
"Люблю его..."
Плутовки! Вот умора,
И исполненье посвящали мне...
Графиня, представляеете?

Графиня Тун: Вполне.

Моцарт: Я перебил вас...да?
Тогда –
простите...

Графиня Тун: Моцарт,
Представлю вам: известный дипломат,
(Поэтому сумевший стать мне зятем)
Андрей Кирилыч Разумовский.
Ждал он,
Что вы придете. Знает ваш талант.

Моцарт (Разумовскому): Вы – музыкант?
Играете? Поете?

Разумовский: Когда-то – скрипка.
Мальчиком, в России...

Моцарт (рассеянно): Россия?
Вот как... Слышал... Не был, да...
Ну, и какие там вино, вода?
Певицы и погода?
Как там люди?..
Смотрите, что за тварь несут на блюде...

Разумовский: Ну, в Петербурге ветрено. В Москве –
Морозно.

Моцарт: А-а... Серьезно?

Разумовский: Жену мою позвольте вам представить.

Елизавета: Герр Моцарт?

Моцарт (Разумовскому): О, придется мне поправить,
Вас, ваша светлость. Я еще не знал
По имени ее, но узнавал
По голосу...
(Елизавете)
Когда вы пели рано
В соборе преподобного Стефана.

Елизавета: Ах, ну конечно. Я не ошибаюсь,
У вас ведь при соборе должность?

Моцарт: Да...
Наверно, так обозначают дни,
Которые проводишь тихо.
Бродишь
В соборной, гулкой и густой, тени
Да изредка заказ-другой находишь.
Помощник капельмейстера! Не боле!
И сочинитель танцев... Как забыть?

Разумовский: Вы... недовольны, может быть?

Моцарт: Доволен?
А почему бы, собственно, и нет?
Что звук такое? Воздух или свет?
Что музыка? Заполнит сотню лет,
Но не наполнит моего кармана.

Разумовский: Герр Моцарт, Ваше жалованье странно.

Моцарт: Ужели? Вам видней.
Ну, а по мне
За то, что сделал –
Право, слишком много.
За то, что мог бы –
Мне должны, ей-ей!

Графиня Тун, подходя: Все, Моцарт, горячитесь?

Разумовский: Лизавета,
Ты матушке скажи о новостях,
Ведь мы сегодня почту получили.
А я взаймы прошу одну минуту,
Чувствительный окончить разговор...

Графиня Тун: О чем?

Разумовский: О благородстве.

Графиня Тун: Да? Прелестно.
"О благородстве" – как свежо звучит,
Когда мой зять об этом говорит!

(Уходят с Елизаветой)

Разумовский: Обиделась. Не может до сих пор
Забыть тот отдых на пути в Неаполь.
Мой венский август, молодость свою...
На зелень я косился, сало хапал,
И, спрятав когти, подавал им лапу...
Я стал о прошлом думать чаще.Сплю,
И заново проходят люди, тени...

Моцарт: ... И вновь виденья нежные поют.

Разумовский: Вот-вот. Ты тоже?

Моцарт: Очевидно, так.

Разумовский: Опасно, братец, если ты чудак!
Но... мы одни теперь. И вот что, Моцарт.
Давно я с вами говорить хотел.
Как вы живете? Редко я вас видел,
Но нынче вижу реже. Что стряслось?

Моцарт: О, вряд ли вы тревожитесь всерьез.

Разумовский: Не прибедняйтесь, Моцарт. Ни на шутку
Встревожен был я музыкой, а вы –
Вы автор этой музыки. Теперь –
Поверили?

Моцарт: Теперь, боюсь, поверил.
Но что, граф, толку?
Закрывают двери
Теперь для композиторов вообще!
Охотней купят мазь против прыщей,
Чем новые клавиры.

Разумовский: В самом деле?
Охотней покупают то, что модно.
И новое лишь надо превратить
В известное.

Моцарт: Что ж, очень может быть.
Да как?

Разумовский: Да так. Визиты нанести,
Бумаги подписать и прав добиться
На постановку оперы... Оно,
Конечно, проще попросту жениться
На ученице побогаче, но...

Моцарт: Нет учениц и я женат давно.

Разумовский: Ну, я шучу. Да будет вам дичиться!
Я сам могу о вас похлопотать.
Здесь нужно быть проворнее, иначе...

Моцарт: Спасибо, граф.
Проворность много значит,
Но лебезить, полусогнувшись – фу...
Ради чего? Чтоб занесли в графу?
Чтоб на бумажку имя записали –
Лизать зады и блюда? Граф, едва ли
Достоен наш язык задов и блюд.
Что заслужил – и так тебе дадут.

Разумовский: ...Герр Моцарт, вы резки. Кроме того,
Вы очень наблюдательны. И это
Опасным даром может быть для вас.
Мешает в жизни каждому из нас
Все то, что называется гордыня.

Моцарт: ... Все то, что называется свинья
За цензорским столом! Ей нужен я
Голодный и желательно больной!
И , значит, нужно вымарать ...
Сперва –
Слова,
И нежности,
И сцены,
И ножки балерин
- о, непременно!
И разнести ту пьесу в пух и прах
Где графы остаются в дураках!

Разумовский: Ага...

Моцарт: Простите.
Дал Господь врага,
Язык мой...

Разумовский: Он один у вас, надеюсь.

Моцарт: Кто – враг?
Разумовский: Язык.
Поправьте ваш парик,
И говорите тише, Амадеус.
О вашей жизни я вас расспросил
Не из пустого любопытства. В общем,
Я часть имею пригласить вас...
К нам...
Это приглашение серьезно, герр Моцарт.

Моцарт: Вот те раз.

Разумовский: Вакансия на место при дворе,
Возможность жить безбедно и спокойно
Вам самому, а сочиненьям вашим
Напротив, исполняться без конца...
И ставить,Моцарт, оперы. Как вы
Находите условия такие?

Моцарт: Россия?

Разумовский: Да. Россия.
Задумались вы, младший капельмейстер?
Вас часто ставят?

Моцарт: Нет.

Разумовский: Концеты?

Моцарт: Нет.

Разумовский: Уроки?

Моцарт: Нет.

Разумовский: О чем же вы задумались, мой свет?
Ну, ладно. Вот что. Жду вас завтра, в семь.
...Поговорите с близкими. Жены
Не слушайте особо. Мой совет –
Спросите лучше у души совета.
Как говорят – вы званы, не должны!
До завтра. Вон идет Елизавета.


Действие третье

Явление первое

Кабинет Разумовского. Разумовский смотрит на часы, зевает, тянется к трубке.
Входит Моцарт.

Моцарт: День добрый!

Разумовский: Наконец-то. Проходи.
Как ни крути, а дома посвободней
Беседовать с друзьями.

Моцарт (усевшись в кресло, помолчав):
Я сегодня
Немало думал. Осень впереди.

Разумовский: Что? Осень, да...
На рынок возят хворост.
Мечтают о женитьбе те, кто холост. –
Темнеет рано!

Моцарт: Больше, чем романы,
Безденежье опасно в холода.

Разумовский: Затем я и позвал тебя сюда.

Моцарт (колеблется): Спасибо, но...
Простите, Ваша светлость,
Но говорят, что музыки немецкой
Не любит государыня? Что все
Отделано в театре в римском вкусе
И долго Эстергази, наш посол,
Подшучивал... о, Господи Иисусе,
Какой же я осел...

Разумовский: Ха! Вот потеха! Эстергази?
Ну, после разьясним мы эти байки...
Вы честный, Моцарт, задали вопрос.
Екатерина вот чего не любит:
Прихода самозванцев и масонства,
И невниманья молодых людей –
Ну, не ко всем, конечно...
Только к ней...
И слишком громких охов о свободе
В своей стране. В своей! – заметьте, Моцарт.
Но из чужих – охотно принимает
Охотников до всяких просвещений,
Готова с ними что-то изучать,
И издавать отрывки размышлений,
И провожать – пусть видят все окрест,
Как ратует Россия за прогресс!
...И это умно.
Женщина нашла
Достойнейшую роль своей стране:
Обиженный талант укрыть от бури,
И в люльке новой славы укачать,
И, может быть, ему порезать крылья,
Пока он перья чистит. Эту роль
Я верю, после друг у друга будут
Перекупать иные государства –
Державы сильной и – передовой!
Ты голову повесил, милый мой?

Моцарт: Ты в деле разбираешься своем,
А я в своем. И мне в твоей тарелке
Глубоковато. Иль, напротив, мелко.
Кому я нужен, если целый двор
Не любит немцев, жалует притвор,
Масонам кукиш кажет... вот, опять
Я вынужден быть резким. Мало толка,
Из стога сена доставать иголку
И Моцартом в России щеголять!

Разумовский: ...Да я тебя обидел! Амадеус,
Ты прав, мое другое ремесло,
Но выслушай меня! Я тоже знаю,
Как скрипку прижимают подбородку,
Как песни аранжируют. Сиротку,
Утенка крепостного, учат петь –
И лебедь просыпается на сцене,
И музыканты ждут твоей руки.
...С тобой мы оба на подьем легки,
И я сюда приехал. Здесь не ценят
Азарт и водку, все, что я оставил... –

...Дебоши, скачки, шулерство без правил
Борзых, охоту, дичь, бруснику, свист,
Снега, дороги, – эй, посторонись!
Кутеж, мороз, артикулы, парады,
Порядки, взятки, Святки, маскерады,
Лежанки, санки, тройки и коньки,
Бабья в деревне красные платки,
Балы, цымбалы, певчих и романы,
Весну, "ау!" в лесу, и сарафана
Льняную ткань, хандру, осоку, рань,
Вдали тоску надрывную цыгана,
Бессонницы, столицы, глухомань.

Моцарт: Немало.

Разумовский: Да, но это лишь начало.
Мы в мыслях рвань лоскутную храним,
Как дева, заревев, перебирает
Сушеные цветы, и забывает
Невзгоды, годы, моды – "Mon ami!"
Но это лишь вступление.
К тому,
Что есть у государя фаворитка
Всегда. И у царицы – фаворит.
Так, у Екатерины есть Потемкин.

Моцарт: И он ценитель музыки?
Разумовский: Нимало! Но в этом и спасение твое.
Ему плевать, что ты был беден в Вене,
Что ты не именитый композитор,
Что ты не итальянец. В этом смысле
Он не ценитель музыки. Но он
Талантлив очень в постановке опер.
И Моцарт, милый, как он любит буфф!
Он любит блеск, хлопуши, тары-бары,
И легкого веселья простоту.
И он твою оценит высоту.
Не он один! Тебя Нарышкин встретит,
Наш Лев, чудак и балагур. Скрипач.
Мы с ним концерт поставили. Тепловы
В нем пели.Вот, как раз двадцать второго –
То бишь осьмнадцать осеней назад.
И все тогда рядились в янычар.
И били в бубны. Красили глаза
Жеманницы двора, да так искусно,
Что каждая татарочкой казалась
А я был юн и робок. Право, жалость.
И Габриэли пела той весной...
И, Моцарт, знал бы ты, почет какой
Оказывали этой иностранке.
Она порой капрзно говорила,
Что тяжелеет платье от брльянтов
И душно петь...

Моцарт: Ты помнишь хорошо?
Я удивляюсь, кто ее нашел,
Вот эту Габриэли.

Разумовский: В самом деле,
История смешна. Один посол
В Неаполе по ней с ума сошел,
А Габриэли юбками шуршала
По лестнице другого. Вскоре мало
Ей показалось этих, и она...
Короче, дело шпагами решили.
Храбрейший дурень звал ее в Россию,
И честь певицы, видишь, спасена.

Моцарт: Все хорошо. Но я-то не пою,
Я сочиняю. И, отчаясь, пью
Наливку задарма у мецената.
Она казалась слаще мне когда-то
И сам себе казался я умней...
А ваша знать?

Разумовский: Ты будешь нужен ей!
В то время, как мы ставили концерты,
Терзали скрипки, штрипки и корсажи,
За озером томилась темнота,
И бархатными делались закаты,
И бесновались в пойме соловьи,
И это молодежь разволновало,
Да так, что тут же все переженились...
А нынче подрастают дети. Моцарт!
Ты нужен им, ты будешь нарасхват,
Скрипичной школой твоего отца
Ты будешь сыт, квартеты сочиняя,
Блистая на домашних вечерах,
Высочеств обучая на балах
Какому-нибуть па из менувета...
Дружок, не слышу твоего ответа?

Моцарт: Нет, я не знаю честно, что сказать.

Разумовский: Как часто в месяц занимал ты?

Моцарт: Пять,
Или четыре раза. Я не помню.
Но мне сдается, слишком много комнат
В моей квартире. Надо переехать.
Да только мне не к спеху.

Разумовский: А сейчас
Пора настала, Моцарт! Уезжай
С Раухенштейнгассе, из дому, из Вены,
Из Австрии! Потемкину письмо
Я напишу сегодня же.

Моцарт: Постой...
Я уезжаю скоро. Но вернусь
Я тоже скоро. Право, я сдаюсь,
Перед твоим уменьем, Разумовский.
А климат что московский?
Он суров?

Разумовский: Да, он суров, когда в камине дров,
А в голове мозгов, не очень много.
А в остальное время – слава Богу.
Сады там, знаешь, чудные. Еще
Петр Первый заложил один такой
Близ нашего имения. Там тихо
И солнечно. Приходит вдохновенье
Без приглашенья, запросто, вот так,
Как ты ко мне придешь, в кафтане новом
И скажешь важно: "Здравствуй, сударь мой,
Три тыщи в год мне отвалили. То-то..."
И скажем мы издателям голодным:
"За партитурой приходите завтра,
А нынче милость просим на гуся
С капустою и на его печенку..."

Моцарт: Ты, граф, баюкал не одну девчонку
Такими побасенками, но...

Разумовский: Но?

Моцарт: Откуда взял ты цифры?

Разумовский: Я давно
Все это дело знаю. Русским платят
Четыреста рублев, тальяшкам – две,
Две с половиной тысячи, а если
Ты, брат не толст и можешь танцевать,
И можешь иногда писать балеты
Вот тут тебя три тысячи и ждут.

Моцарт: Да, это плевый труд.
Но я не моден.
И самую немодную из родин
Для музыки оставить должен я.

Разумовский: В газетах начитался ты вранья,
И скис. Нос нужно по ветру держать,
И ветром набивают требуху
Бумажную. Но ветер переменчив,
А музыка одна. Одна из двух –
Талантлива или бездарна. Зальсбург –
Твой город, и достаточно того,
Что ты ходил по улицам его.
И может только юный Белосельский
В своей " De la musique en Italy"
Наивно ждать счастливой простоты
От Нации одной, чужой и южной,
А саксам тонкость слуха недоступна,
Про русских он вообще не говорит,
И венцы тоже к варварству привыкли...
Вот так он убивается с утра
До вечера, к нам заходя в посольство,
И вспоминает Дрезден. Он прехал
Оттуда. И катился бы туда!

Моцарт: Ему сказать бы это – что тогда?

Разумовский: Тогда он вскочит, покраснеет весь,
Потом за шпажку схватится. Я спесь
Всю эту знаю, но иметь с ней дело
И хлопотно уже, и надоело.

Моцарт: А в ложах вот такие и сидят,
Сопят, болтают, веером трещат,
Тебя зовут – когда махают кием,
А в остальное время есть другие.
Что Моцарт? Чем полезен он карьере?
В гостях куда уместней Бонбоньери!

Разумовский: Сальери сладко, видимо, поет.

Моцарт: Для них! А я! А музыка? Ее
Они не понимают!

Разумовский: Нет же, Моцарт,
Ты гений, может быть...
Но, понимая,
Они не могут говорить с тобой.
Их это бесит. Бесит бесполезность
И красота такого языка,
Который можно освистать, охлопать,
Или, вздыхая, слушать, слушать, слушать –
Но все равно на нем не говорить.

Моцарт: И эта мелочь бесит их? Фюить!

Разумовский: Я вижу, у тебя наоборот.
Ты с ними говоришь, не понимая
Их зависти, и страсти, и интриг.

Моцарт: Ну, и какое дело мне до них?
Я что бунтарь? Я самозванец? Псих?
А, может быть, я заговор готовлю?
Чем я опасен, заниимаясь ловлей
Одних лишь нот?

Разумовский: И где же ты их ловишь?
Ужели может музыка возникнуть
Из ничего?

Моцарт: Ты прав. Вот-вот. Из ничего,
Из ветра... Если нет его –
Из плеска грязи под ногой,
Из глупой ругани с брюзгой
В ломбарде – знаешь, за углом...
И вот (не откажи мне в том)
Возникнуть может тон... ого!
Из "До свиданья" твоего.

Разумовский: Благодарю за честь. Но, милый мой,
Мне жаль с тобой так рано расставаться.
Прощанья я произносить не стану
И ты покамест не уйдешь. Что, ловко
Придумал я?

Моцарт: Констанция моя
Сердиться будет.

Разумовский: А мы пришлем ей славные чулки
Со стрелками и с розочкой на пятке,
И белые, и дымчатые... Да?

Моцарт: О, да.
Тогда дела в порядке.

Разумовский: Ну вот. А стол-то уж давно накрыт,
Там будет то, чего еще не ел ты,
Но все тебе понравится, увидишь.
Я вас прошу отужинать маэстро.
Отужинать со мной.

Моцарт: Да, Ваша светлость.
Но не сочтите мой вопрос за светскость
Или за на рушение ее:
Что будет там?
Нет, здравие мое
Пока отлично.
Глупая привычка –
Я стал зачем то мнителен к еде.
Старею, видно. Да к тому же, где
Живем мы? В Вене!
Здесь, как псы на сене
Уселись итальянцы
И пошла вся мода эта –
Проверять дела,
И музыку, и платья, и еду
На их благонадежность
И суду
Слуги сперва предоставлять жаркое,
Потом жевать кусочек самому
И морщиться. Ах, ужас что такое
Манера эта, черт ее дери,
Но что-то иногда кольнет внутри.

Разумовский: Я вас хвалю, маэстро мой, за то,
Что осторожны вы хотя бы в этом,
Хотя бы здесь, хотя бы в доме друга –
Как метко усмехается судьба!
Ну, что ж. Вы правы, Моцарт. Люди мрут,
Как крысы в образованной Европе –
А крысы дохнут – знаешь, отчего.
И временами мне бывает тошно.
У нас другие нравы. Мы не можем
Злодействовать под звуки скрипок, лгать
Лениво, неспеша. Не можем медлить
Со смертью, и у нас ее бесследной
Не назовешь. И корчи на ковре,
Когда твой враг бледнеет, дернув лапкой –
Противны нам. Уж лучше нож и кровь,
Пожары, крики, бунт – тогда ты знаешь
Убийцы ненавистное лицо. И знает он,
Как тяжко грешен. И от этой мысли
Страшнее, но честнее убивать.

Моцарт: Ты говоришь, как будто побывал
И тем, и этим. Будто бы ты знал
Как держат нож и как заводят бунт...

Разумовский: ...ну, полно! Бунт, маэстро, или фунт,
Допустим, мышьяка – все это после,
Все за оградой дома моего.
А здесь мы, в общем, будто бы в России,
И в ней не любят плутовать с едой –

И за бутылкой светлой, наливной
Там без опаски следует другая,
Шипучей, светлой кровью истекая.
В плетенке клюква влажная лежит
На случай, если в горле загорит
От водки – что, бывает, Моцарт, редко.
И ждет осетр, как пленник, в нежной клетке
Из зелени. Шипят окорочка –
Вчера прислали рябчиков, пока
Они у вас в диковинку, и станет
Диковинка двойной – они в сметане...
А с юга будет поздний виноград,
Уже сентябрьский, Вольфанг! Он румян,
Как щеки новой оперной мадонны
И на ладони светится... Пойдем.

Действие четвертое

Явление первое

Разумовский: За нас!

Моцарт: За этот ужин, день и час.

(пьют)

Разумовский: Ну, каково?

Моцарт: Не слабо.

Разумовский: Не впервой!
Огурчиком ее... И вот отведай.
А знал бы ты, как наши пили деды,
Вот это были головы. Орлы!
А тут... Хлебнут – и все курлы-курлы,
Потом уж глянь – под стол тихонько съедут.
...Но ты, мой друг, будь осторожней все же,
И на пирах себя побереги.
И не болтай... У всех у нас враги.
У стен есть уши.

Моцарт: Да и руки тоже.
Разумовский: Когда Потемкин мне пришлет ответ,
Тебя я свистну. Царственная прихоть
Таким, как ты, пиитам – лучший выход...
И я его нашел.
Моцарт: Что ж, хорошо.
И это выход, Ваша светлость, лучший.
Но выждать стоит нам на всякий случай.

Разумовский: Что выждать? Что? Герр Моцарт,
Я не знаю, в своем ли вы уме, но вы в своей
Стране. И верьте мне, она убьет вас,
И верьте мне, она убьет вас быстро –
Отечество не терпит церемоний
С пророками своими и детьми.
Намедни кто мне хрипло говорил,
Что он не знает, что и делать здесь,
Что здесь его, увы, уже не любят,
Что музыки его в театрах нет,
...О чем здесь тараторят? О "Тараре",
Об этом чванном кваканьи в пруду
Сырой и темной ямы оркестровой...

Моцарт: Да, говорил! И повторяю снова!
Сам знаешь, Разумовский, что судьба
Плохой помощник Бога. Но и этой
Доволен я. Меня не ставят в свете,
Но напевает спьяну голытьба
Один мотив из "Фигаро". Да что там,
В моем мозгу играет, как по нотам,
Другую вещь малюсенький оркестр...
Ее не занесли еще в реестр,
Такую вещь!..

Разумовский: Она ждала чего-то?
Болела? Голодала? Как понять –
Вам – выждать? Есть ли время выжидать?
Вы что, хлебали мало этой тюри:
"Не торопитесь, стойте, перестаньте,
Вы новичок, вы мальчик, ждите, ждите,
Куда вы рветесь, как же вы посмели..."
Вас что, хлестали мало по щекам?
Одергивали мало? Нет, мой Моцарт,
Ведь ты не выжидал, когда родится.
Ведь ты – спешил?..

Моцарт: Ну, и не опоздал?
Дитя – терпели.
Боже,
Кто же знал,
Что вырастет оно?
Что не смешно,
А радостно ему порою будет?
Что, словно луг, бильярдное сукно
Расстелется под локтем. И о чуде
Сюсюкать перестанут. И стекло
Зеркальное тебя в гостиной встретит...
Что ж, славный малый!
Смех и звон в брегете
Поддакнут – вырос!
Вот и Божья милость,
Распелось чудо –
И произошло.

Разумовский: Наверное, ты прав. Не мне судить.
Езжай в свою Богемию, дитя.
И выжидай. Взрослей там, сколько влезет!

Моцарт: Мне тридцать пять.

Разумовский: Э-э...Годы, брат, пустяк,
Пока ты любишь, говоришь и грезишь.

Моцарт: А дальше?
Разумовский: Дальше не твоя забота,
А твоего биографа...

Моцарт (смеясь): Его-то
Уж точно не придется мне искать...
Биограф! Мне всего-то тридцать пять!

Разумовский: Твое здоровье!

Моцарт: Наше.

(пьют)

Разумовский (ставит бокал, оглядывается на окно):
Но не спорю,
Бывает грустно осенью.

Моцарт: ...И в хоре,
Собравшемся под окна,
Вдоль дороги, –
Чужом и ярком, пестром и живом,
Появится особый перезвон –
Латунь

в кленовых
ветках
остро

вздрогнет...

Разумовский: И дождь.Уж поскорей бы до зимы
Добраться. Там от снега день светлее.
Поспеют елки, девки посвежееют,
Придет февраль, и масленица, и –
Весна...
...Скучаешь в комнатах, бывало,
Бубнит чего-то гувернер, зоил,
А ты чернилом памятку залил...
Сырого снега сахаристый том
Сжигает солнце, ловкий инквизитор,
С пюпитра усмехнется композитор,
Заметив, что не думаешь о нем –
На ум приходят сны и корабли,
Которые, качаясь над ручьями,
Вперед, куда-то в Африку расли –
Тебе царапнув пальцы якорями.
Ты что-то должен сделать? Должен был...
Но с улицы так пахнет мокрым мелом,
И воздух вновь перестает быть белым,
Посвистывет от грачиных крыл...
Тебя поправят: "крыльев", но потом,
После того, как снега серый том
Сгорит дотла, после того, как дворник
Метлой по луже шаркнет. Будет вторник,
Родится кто-то...Мы крестить пойдем.

Моцарт: Весной, конечно, ветер потеплей.
Гулять уйдешь, жене своей не скажешь,
Для нот закажешь папку поплотней,
Скворца накормишь и себя уважишь,
Плеснув немного красного вина
В резную кружку...
Вот придет весна,
Кутнем с тобою, да?

...но иногда
Такая вдруг хандра, что ты с утра
В окно смотреть не хочешь.
Наперед
Ты знаешь, кто опять тебе соврет.
Но что с того! Ну, чуешь, ну, пророчишь,
Целуешь, пишешь, слышишь – что с того?
Ты много значишь?
Ха!
Да ничего.
Хотя, быть может, не похож на прочих.
Такая ударяет пустота...
Ну, будет день. За ним другой. И третий.
Ничто не переменится на свете,
И будет жизнь... Но сам ты быть устал.

Разумовский: ...Устал журавель за цаплей ходить.

Моцарт: Как-как?

Разумовский: Есть песенка такая.

Моцарт: А ну?

Разумовский: Не стоит память бередить...

(некоторое время молчит, потом говорит вполголоса)


Устал журавель за цаплей ходить,
Устал на траве скатерку стелить,
Воды наносить, да хлеб замесить –
Устал журавель за цаплей ходить!

За морем земля богата была,
А в ней говорят, синица жила,
Нашла журавля, к себе позвала –
Что держит тебя, коль жизнь не мила?

Три ночи, три дня летел журавель,
Грел нос у огня, смотрел на метель,
Беду прогонял за дверь без петель –
За цаплей устал ходить журавель!

Живет хорошо, а сердце болит.
Сочельник прошел и Святки прошли.
Не помнишь, дружок, своей-то земли?
И рад бы, дружок, да боль не велит.

Да боль не велит, да люди корят,
Да бубен звенит в дому глухаря,
Стрижи замели следы до тебя,
Родная моя , чужая моя...

Продайте коней – куда их водить!
Кому на траве скатерку стелить!
Эх, как я тебе любил говорить:
Устал журавель за цаплей ходить...

Разумовский: Мне это нянька пела. А потом
Я нянчил сам, и на руках носил,
И слушал этот лепет... Боже мой,
И мушки переклеивал, целуя.

Моцарт: Кого, не знаю – но уже ревную.

Разумовский (вздохнув):
Узнаешь, брат. Доедешь до Москвы – Узнаешь.
Там растет неторопливо
Такая красота! А тут смотри
На эту рассудительную немочь,
На эти рожицы пресные...
Впрочем,
Прекрасное живуче. И везде
Нет-нет, да и пробьется.

Моцарт (насмешливо): Даже здесь?

Разумовский: Ну, да! И этому примером
Наверно, первым –
Опера твоя...

Моцарт: Пишу ужасно много нынче я.
Не знаю, что со мною происходит,
Но так легко... Неспешно из мелодий
Растут квартеты, фуги, голоса...
Откуда?
Верно, замечал ты сам –
Хромой цветочник,
козий колокольчик,
И все! Уже достаточно!
А там...

...По воде,
если день
воскресенье

Ходит эхо

от смеха
и пенья

И смычки,
замерев
на мгновенье

Отворяют замки

- у-лю-лю!

Опускает

ресницы
кокетка,

Вырывается

птица
из клетки,

Я не верю

твоим
"да" и "нет", но –

Я люблю,
я люблю,
я люблю...

(наступает темнота, слышны только голоса, они вырастают из музыки, кому они принадлежат, мы не знаем)

1-й голос: Погоди.

2-й голос: Уходи.

1-й голос: Брось сердиться.
И избавь тебя Боже влюбиться,
Как меня. Мне плевать, что за птицу
Ты услышала днем из окна.

2-й голос: Говорю тебе, кто там, не знаю,
Я по улице шла...

1-й голос: Отгадаю,
По какой. Есть одна мостовая,
Где театр на Видене...

2-й голос: Она!
Но откуда?

1-й голос: Да, это нетрудно.
Там безветрено и малолюдно,
Вот и чудится...

2-й голос: Это не чудо,
Это было, клянусь, наяву –
У крыльца покосились перила,
Были ставни открыты, и было
Что-то в сердце, и я позабыла,
Что живу на земле. Что живу...

1-й голос: Чушь какая.

2-й голос: Прощай.

1-й голос: Что с тобою?

2-й голос: Все! Оставь мою душу в покое,
Я тебя, если хочешь, не стою,
На чужое крыльцо захожу,
И пою, и в раю повторяю –
Я люблю, я люблю, я не знаю
Ничего. Но люблю – чушь какая!
Уходи. Я тебя не держу.

1-й голос: Он опять надо мною смеется.
Этот Моцарт. Всегда – этот Моцарт.
Но – терпенье. Он скора возьмется
За работу трудней серенад...
И напишет ее!
Тс-с! Изыди,
Сатана...

2-й голос: Ты кого-то увидел?

1-й голос: Бедный ангел...
Тебя я обидел...
Чтоб утешиться, выпьешь вина?

(Постепенно светлеет. Комната. Разумовский, Моцарт)

Моцарт: И везде,
если день
воскресенье
Повторится
такое
мгновенье
Гомон,
бестолочь,
сердцебиенье...
Где ты,
гений?
Хранишь ли меня?

Мост
проехали.
Эхо немеет.
Сберегло бы
слова –
да не смеет.
И закат
свысока
пламенеет,
Ни тепла,
ни крыла
не храня.

Разумовский: Ты это исполнял уже?

Моцарт: Ни разу.

Разумовский: Ну, все. Писать Потемкину – и сразу!
Сегодня же... Из Праги ты когда?

Моцарт: К началу октября вернусь сюда.

Разумовский: Поторопись!

Моцарт: Успеть бы на премьеру,
Моей последней, "Флейты"...

Разумовский: Эк ты, брат...
Дай Бог, чтоб не последнюю!

Моцарт: Ура...
Но – мне пора.
Еще собранье в ложе,
Благодарить вас – как?

Разумовский: Ну, скажешь тоже...

Моцарт: ... а вот как! Приглашу-ка я тебя
На оперу. Мы квиты?

Разумовский: С октября!
Ты видишь, оба мы приглашены
Теперь, как люди честные, должны
Придти.

Моцарт: Ну, пожелай пути
Счастливого.

Разумовский: Счастливо...
Не забудь,
Скажи Констанци,
Что сейчас полоски
Не нашивают-де,
Икра толста
становится...

Моцарт: Лиса ты, Разумовский.

Разумовский: Я жил бы мало, если б был другим.
Но ты, мой друг, себя побереги...
И приезжай.
(жмет ему руку)

Моцарт (уходит, потом оглядывается, улыбается):
Прощай.

Действие пятое


Явление первое

Разумовский опять один.

Разумовский: Вот так они уходят – за порог,
Как заполночь, как в завтрашнее утро,
И засыпает город, как сурок,
И снится черт-те что:черешни, хутор,
И тонкий след босых и смуглых ног...

Богема все мы, все мы босяки.
Мой дядя певчий, дед твой переплетчик,
И знать бы нам друг друга покороче...
Да вот у дружбы руки коротки.

Мы признаем своих. Мы бьем своих.
Мы едем на своих, нам вместе тесно,
Чужие нам опасны. Но известных –
Пожалуй, примем. Можно и живых,
Но мертвые еще удобней – им
Не надо гонораров, как живым!

И я своим родился. Я впитал
Порядок этот с молоком и снегом,
Но вот беда – чего-то Бог мне не дал,
Или, напротив, слишком много дал –
Но я живу не так! Но я сильнее,
Чем требует отечество мое.
Вот музыка тебе! Прими ее!
Люби ее – как я любить умею,
Храни ее! Забудь совсем меня,
Оставь мне певчих, память и опалу –
За то, что я тебя не променял
На лизоблюдство, грохот самопала
В твоих же стенах. Скоро ты пропала
Из глаз –
Но не смогла себя отнять!

Потерю эту Моцартом восполни.
Да, имя незнакомое... Ну, что ж.
Бывает, во спасение солжешь:
Успех и слава Моцарта огромны,
Огромны! Он известен. Он в пути.
В пути к тебе. Смотри, не упусти!
И заплати, позволь о том напомнить.

Так – он приедет. Осенью, зимой,
Быть может, через год (Я мыслю здраво –
И ты лукавишь, и с тобой лукавы),
Но сроки подгоняются судьбой.

Судьба – помощник Бога, он сказал...
И что-то там об опере последней...
Он будет там. Письмо, как обещал,
Начну сейчас. Приедет он. Приедет.