Осенний мир,
где пыльным сплошняком
лежалый лист
в библиотеках преет,
и сонный дух,
устав ходить пешком,
не зная солнца
сам себя не греет,
осенний мир,
где ангелы грешны
и не узнать
торопятся друг друга,
был мне знаком.

Я добывал там сны.
А снами славен город Теменуга,
в Клоаке Облаков державный центр
одноименной пылевой планеты.

Плутон дал знать о повышеньи цен.
В сандалию – сикстинские монеты,
полет через Гасингу и Моргас,
и я на месте.
Здешний обитатель
родится с фонарями вместо глаз:
свет тускл, зато энергии не тратит.
На небосводе никаких светил
не водится.
Захожие кометы
закон о Поле Зренья запретил
как самые недобрые приметы.
Размытость очертаний без углов –
всеобщий признак, равно характерный
для улиц, для жилищ и для голов
с их содержимым. Вечный равномерный
всесильный дождь. Внимающий туман.
Здесь все мерещится – и голоса, и лица,
и кладбище, и пылевой фонтан
на площади,
где каждый звук ветвится
как лабиринт…
Из дождевых дрожжей
выводятся искусственные души,
а на развилках уличных траншей
по праздникам развешивают уши…

На Сером Рынке топчется толпа.

– Берите сон. Недорого, два карма!
– Восьмое приключение пупа!
– Кому нужна твоя абракадабра?
– Пан-секс желаете? Любой фасон!..

Приметил типа в пепельной хламиде,
а он меня.

– Что зыришь, пупсик?

– Сон, что я увидел сон… что я увидел…

– Ясно, ты нездешний.
Откуда приморгал?

– Издалека, тридцатый зодиак.

– А я-то, грешный,
не раскусил… Нога твоя легка,
я вижу, а рука?

– Смотря по ноше.
А голова твоя не тяжела?

– Такой, как ты,
горазд и укокошить.

– А ты психолог. Хоть и не со зла,
но подшутить не вздумай, сам уснешь
на этом месте. Сон не будет сладким,
а вечность обеспечу.

– Ты не врешь,
я вижу, ты персон и вправду хваткий.
Клянусь восьмой дырой моих кальсон…

– Кончай травить. Выкладывай игрушки.
Мне нужен сон, что я увидел сон,
что я увидел сон…

– Своей подружки,
сказал бы сразу, чем клопа за ус
тянуть. Я угадал?

– Ни в коей мере.

– Тогда скажи ясней.
На всякий вкус товар имею
и по всякой вере.
Меня тут знают…

– А, ладонный знак,
квадратное сердечко… Энтропоид?

– Так точно. Ваш покорный вурдалак.

– А сколько же товар твой нынче стоит?

– Смотря по категории. Растяг,
фактура, густота, накал, подсветка…
Сон высосать, милочек, не пустяк,
не кровушка тебе и не конфетка,
того гляди, вспорхнешь.
Опасный спорт,
мозги синеют, портится фигура.
Зато уж и добычка первый сорт,
известно, у меня губа не дура.

– В цене сойдемся. Вот валютный лист.
Мне нужен чистый сон. Теперь ты понял?

– Свят-свят.
Да ты, дружок, контрабандист.

– А ты подумал, ангел? Вор в законе,
герой потустороннего труда.
Я повидал картинки и почище,
чем ваша дефективная звезда,
но, видишь ли, один приятель ищет
забвения обид – приличный срок
вмостырили за шалости в натуре…
Не аппетитно, скажем между строк,
без крыльев подыхать в звериной шкуре,
обслуживая кукольный театр,
в движенье приводимый сапогами...
По должности он как бы педиатр
и учит кукол шевелить мозгами.
Но с этими детьми, как ни хитри,
прыг-скок, ура-ура, и снова скисли.

– Ему бы вставить наши фонари
да отсосать флакончик лишних мыслей…

– Цыц, комментатор. Волю бы тебе,
ты б высосал весь мир с дерьмом впридачу.
У друга ум, как видишь, не в губе,
а я напрасно времени не трачу.
Приятель Прометей попал впросак
за огонек в болоте человечьем.
Я развлекал его и так, и сяк,
и, наконец, у Зевса свистнул печень,
приладил на поклевку для орла.
Пичужка сдохла. Много было яду
в печенке этой. Давние дела…

– Сработано по высшему разряду.
Уж верно, наследил, голубчик?

– Ша, не хочешь ли дыру в билетик членский?
Я угадал, что ты, антидуша,
продашь мне сон младенческий.

– Вселенский?.. Шедевр моей коллекции!..

– Держи.

– Хо-хо, беда, любезный… Нету сдачи,
а разменять здесь негде…

– Не дрожи, считай, что нужник твой вперед оплачен.
Открой девятый зонд.

На чей-то глаз
похож был этот невесомый шарик
с неведомой волной.
Он сделал пасс,
еще один, еще… волну нашарил
мизинцем скользким, выгнувшись как кот…
Сияние возникло, девять нот –
и дух заговорил:

я не упорствовал,
все мне сразу стало понятно, младенцу:
гонят туда же, откуда пришел,
для чего же, за землю цепляясь, путь удлинять
и небеса оскорблять криком неблагодарным?..
вы, в корчах слепого страха ползающие,
узнайте: это ошибка,
дальше своей колыбели никто не уйдет,
нежным рукам себя укачать позвольте
и спите тихо

– Он самый, да…
Он все постиг и не познал стыда…

Доверчивость!.. Немыслимая жалость
влечет меня к тебе… Я помню звук –
те девять нот, которыми рождалась
Вселенная на кладбище наук,
я видел этот миг… Великий Логос
распался, рухнул, сам себя поправ.
Ткань Истины, как ветошь, распоролась,
и сонмище наоборотных правд
плоть обрело в потугах самозванства:
Добро и Зло, Начала и Концы,
Вражда и Дружба, Время и Пространство,
две мнимости, уроды-близнецы…
То был финал магического цикла:
смерть Знака и зачатье Вещества.
Но раньше ты, Доверчивость, возникла.
Беспечная, как первая трава,
ты собрала безликие частицы
в земную твердь и звездный хоровод,
ты повелела встретиться и слиться
враждующим корням огней и вод...
Живая кровь в сосудах мирозданья,
Доверчивость! – я твой слуга с тех пор
как застонало первое страданье
в ответ на первый смертный приговор…

– Что ж, по рукам? Законная работка.
Уж как давился, чтоб не оклемать,
язык вспотел. А как дымилась глотка…
Не просто, братец, душу вынимать!

Я расплатился честно. Восемь тысяч
сикстинских стигм сварилось вместе с ним
в зловонной слизи. Искру Феба высечь
пришлось на эту мразь…

Теперь летим.

Явись, дитя! Нисторгнуто заклятье,
тот сон ошибкой был,
добычей лжи.
Прижмись ко мне, прими судьбы объятье –
да здравствует бессмертие души!

Змеистый луч скользнул как полотенце,
вспорол тумана мертвенную взвесь,
и теплое светящееся тельце
к руке моей прильнуло.
Вот он весь –
младенец мой, украденное чудо,
готовое опять произрасти.
Летим, дитя, летим скорей отсюда.
Я спас тебя, а ты меня прости…

Жужжащий звук над рыночной толпою
услышали, описывая круг:

– Глядите-ка, глядите!.. Энтропоид!
– Не может быть! – Ей-ей! – Ни ног, ни рук…
– А кто ж его?.. – Да тут один… – Догнали?
– А как же. За усы отволокли…

Они на небо глаз не поднимали.
Они себя увидеть не могли.

Осенний мир, хранилище испуга,
бесцветный дождь, моргающий как трус....
Прощай, туманный город Теменуга,
прощай, сюда я больше не вернусь