дом леви
кабинет бзикиатрии
кафедра зависимологии
гостиный твор
дело в шляпе
гипнотарий
гостиная
форум
ВОТ
Главная площадь Levi Street
twitter ЖЖ ВКонтакте Facebook Мой Мир
КниГид
парк влюбленных
художественная галерея
академия фортунологии
детский дворик
рассылочная
смехотарий
избранное
почта
о книгах

объявления

об улице


Levi Street / Кабинет бзикиатрии / Шизоиды


 

Шизоидные типажи

...Нить изложения снова ведет нас к физиономике: пора переходить на другую сторону оси. Красивая циклотимная лысина - как отполированный бильярдный шар, шизотимная - словно выедена мышами...


Но еще характернее шапка волос при астеническом телосложении. Дон Кихот, великолепный шизоид, в сопровождении циклотимика Санчо Пансы.


Классические наблюдения, сильно пошатнувшиеся в своей достоверности, но еще кое-что значащие. Астеник, антипод пикника, - “ядерный” вариант шизотимной конституции, но опять же никак не обязательный. Тут и сколько угодно атлетов, громадных и маленьких, и всевозможных нескладных, и даже пикники, только какие-то не такие. Шизотимный полюс широк, широка и шизофрения.


(Астеник - по-гречески “стенос” - сила, - буквально: слабый, лишенный силы; но это название часто не соответствует действительности: и физическая и психическая сила астеника, худощавого тонкого человека, может быть очень велика.)


Астеник тоже смотря какой. Есть вариант, внешне лучше всего представленный персонажами Боттичелли, - тип, который американцы назвали “плотоядным”, - искрящийся, раздражительный, с быстрым индуктивным умом, энергичный, остроумный, повышенно эротичный, склонный к туберкулезу. Может дать внезапный буйный психоз, но опасность шизофренического распада ничтожна, очень сильный тип.


Нет, решительно невозможно дать хотя бы приблизительное единое определение внешности шизотимика - настолько они разные; и все же - и все же! - их узнаешь обычно сразу, даже среди негров или монголов.


Что это?


Мне казалось одно время, что дело в крупности черт, что лица, сработанные с достаточной долей добротной грубости, с плотной клетчаточной подкладкой, не могут принадлежать шизотимикам, что их физиономические атрибуты - мелкая заостренность, мышиность, точечность. Астеники с крупными, закругленными чертами лица, казалось мне, более синтонны. Но встречались случаи, опровергавшие это.


Нет, вся штука именно в том, что это чувствуется каждый раз индивидуально, целостно, а отдельные опорные признаки переменны. Может быть, это какие-то свойства кожи или сосудов, что-то гормональное, акая-то фактура облика, что ли. А чаще всего, наверное, все вместе. Никогда не забуду эту потрясающую астеничку, с тяжелейшей шизофренией, сальным, застывшим маскообразным лицом, с мелкими чертами - и единственной фразой, повторявшейся монотонно девять лет кряду: “...Избегнуть мешать тайным системам”...


Да, тут работают, конечно, и статика, и динамика.


Мимика глубоких шизоидов либо бедна, либо преувеличена до гримас (у циклоида она всегда гармонична и адекватна). У некоторых преобладает какое-то одно постоянное выражение, например сардоническая улыбка; поражает порой несоответствие между подвижностью одной части лица, например, лба или рта, и неподвижность других.


Речь - невнятно-бормочущая, тихая и монотонная или деревянно-громкая, типа “книжного чтения”; иногда вдруг резко меняется регистр, делаются странные паузы и ударения. Молчание - в момент, когда ожидается слово, слово - когда кажется, что его не будет.


Позы - однообразны, меняются редко, но резко. Походка - скованная, неуклюжая, со слабым участием рук и туловища, или окрыленно-нервозная, стремительная, остро-четкая, с наклоном, с вывертом; особенно причудлив бег. Естественной закругленности, обобщенной целесообразности синтонного пикника нет и в помине. И это при том, что шизоиды, особенно астенического телосложения, превосходят всех на свете пикников своей ручною умелостью. Мелкие, точные движения им удаются явно лучше. Среди них попадаются настоящие виртуозы тонкой работы - в научном ли эксперименте, в технике, в живописи или в игре на инструменте. А вот певцов и эстрадников мало, можно сказать, нет.


Почерк шизоидов либо чрезвычайно отчетливый и аккуратный, с раздельными буквами, либо причудливый и неправильный, неуверенно-детский, словно прижимающийся к бумаге; либо, наконец, “окаменелый”. Очень часты зубчатые, острые линии. Шизоидный почерк был у Лермонтова, Ницше, Шумана, Скрябина, Аракчеева, Суворова - диапазон, как видим, более чем широк.


При умеренной шизотимности ( а иногда и при шизофрении) все это может быть выражено слабо или совсем отсутствовать. Основное и здесь проявляется в личном общении. Незнакомый или малознакомый человек, а в ярких случаях и знакомый и самый близкий (при том, что сам он средний, в средней ситуации) никогда не чувствует себя с шизотимиком так просто и непринужденно, как с циклотимиком. Ощущаются дистанция, напряженность, синтонностью и не пахнет, хотя с обеих сторон могут прилагаться самые искренние усилия...


Ожидание неожиданного? Шизоид может быть даже чрезмерно общительным, и, однако, чего-то в этой общительности недостает. Или что-то лишнее? Когда он старается одолеть свою замкнутость, получается замкнутость наизнанку, самовыворачиванье, способное лишь расширить круг одиночества. “Обычный человек чувствует вместе с циклотимиком и против шизотимика”.


ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

письмо в книге


Перо запнулось. О тебе мне труднее писать, чем о твоем антиподе: ...он проще, ты неожиданнее... “Астеник и неврастеник” - узнал? Когда-то ты сам, со своей загадочной усмешкой, рассказал мне об этой дефиниции врача из военкомата. А я говорил тебе и еще раз повторяю тупо, но со знанием дела, что ты честный (ты любишь это слово, однажды сказал, что витамины - одна из немногих честных вещей в медицине) - честный шизоид.


Видишь ли, тут две стороны: тобой я доказывают необходимость шизоидности, а шизоидностью - необходимость тебя, необходимость, в которой ты никогда не переставал сомневаться. Не пеняй же, что я авторски посягнул на тебя, да еще пришпиливаю к типологии. Наоборот - отшпиливаю. Шизоиды - гениальное племя, рождающее чудесных чудовищ. Не будь его, человечество не узнало бы, что такое нестадный, таинственный, истинный человек.


(только что из кабинета вышел твой шарж, с бредом отношения, бледный, высокий, а-ля Эль Греко, в свои двадцать два полновесно несчастный и одинокий.


- Я питаю антипатию к человечеству, потому что оно на девяносто девять процентов состоит из внушаемых идиотов, доступных любой пропаганде. Каждый из них, если ему шепнут на ухо, готов встать и убить меня. Скажите, бывает ли при мании величия мания преследования?


- Почти обязательно.)


...В первый раз увидел тебя на лестнице нашего института, на первом далеком курсе. Сутулый, с вдохновенно запрокинутой головой, отрешенный, с загадочной улыбкой, немного растерянной, и только бледные молодые прыщики на нобелевском лбу да гордый отблеск золотой медали в глазах выдавали, что ты наш ровесник. В тебе было уже что-то академическое, так о тебе и говорили: “Уже сложившийся ученый”. Ты себя таковым не считал (и не считаешь), но в то время или чуть позже появилась заметка в молодежном журнале, где ты подавался как юная звезда микробиологии с внешностью человека, который ничем, кроме спорта, не интересуется.


Уже тогда я сказал себе, что эмоционально ты иностранец, и даже песни под гитару - чудесные! - ты высылаешь себя исполнять, это ты и не ты. Какое-то время я был твоим переводчиком...


Самую захудалую столовую твое появление превращает в таверну; сигарета в твоей руке обретает кинематографическую нелепость.


Диалог с тобой замечательно взвешен, изумительно напряжен.


Телефонный звонок.


Ты:


- Здравствуй...


Я:


- Привет...


- Я опять проявляю навязчивость.


- Да ну почему же? Рад тебя слышать и буду рад видеть.


(Ловишь в моем тоне нотки формальной вежливости, чтобы вонзить их в себя: микробред отношения. Чувствуя это, акцентирую теплоту. Ты слышишь: фальшь, заминка, но перешагиваешь.)


- Как ты живешь?


(Банальные слова говоришь редко, но так ароматно, так первозданно и целомудренно, в такой неповторимой тональности... Никто, кроме тебя, никогда этого не произносил.)


- Я живу так-то.


- Желание увидеть тебя достигло апогея. (Выражение совершенно шизоидное. От смущения.)


- У меня тоже. (Сфальшивил или нет? Микродостоевщина. Кажется, все в порядке. Настраиваюсь на волну. Хочу видеть.)


Ты мог стать врачом высочайшей квалификации, но никогда - врачом для больного, для этого в тебе слишком велико тяготение к общему. Вкус к частностям у тебя совсем в другой плоскости. Теория, конечно, теория, роскошь игры представлений. Уйдя от практики, ты поступил честно.


Не мог без иммунологии, теперь она не может без тебя. Да, ты превратился в налаженную машину по перемалыванию фактов в концепции, концепций - в эксперименты и снова факты. Ты проклинаешь человеческие мозги. Но в тебе живет эстетическое чутье мысли.


Ты любишь идею, музыку дела, тебе нужны идеи идей, музыка музык. А я предсказываю тебе открытие (так же, как тогда, в кризисе, предсказал новую встречу, помнишь?...


Своеобразием ты производишь, конечно, неотразимо странное впечатление. Между тем, ты один из самых душевно здоровых людей, которых я знаю. Астеник и неврастеник, ты при всех шатаниях-сомнениях мужествен и внутренне ориентирован. Ты ко мне шел за стержнем, а он в тебе, ты не знал, что меня одариваешь.


Но тебе трудно, как иностранцу, даже переводчику с тобой нелегко.


Однажды, помнишь, когда у обоих нас дела были неважные, мы холостяцки ночевали у тебя. Ты был рассяенно-добр, где-то витал. У тебя изумительно легкий сон, почти без дыхания, в странной позе - парение на животе в обнимку с подушкой. Таким же легким было с утра наше молчание. Вдруг несколько слов - и мы галактически далеки...


Что произошло тогда, мне до сих пор непонятно: набежала туча, заволокло. Наверное, в моих словах или тоне ты в тот момент почуял что-то пошлое, ординарное; со мною так вполне могло быть, а ты этого никогда не допустишь, ты за версту обходишь границы суверенитета чуждой личности. Зеркальная проекция собственной чрезмерной чувствительности. Ни тени фамильярности, тонкая стеклянная перегородка...


Общаясь с тобой, попадаешь в высокогорный климат, и наступает миг, когда приходится спуститься, побродить по болоту, растянуться на траве, отдышаться, отвести душу, побыть невоспитанным, без запросов. Ты вежливо страдаешь. Почему так трудно тебя с кем-нибудь совместить? Вот приходит еще кто-то, и все заклинивается. Кому-то надо уходить подобру-поздорову. Циклотимик через одного друга-приятеля попадает в целую компанию, мы же с тобой в тесной клетке, к нам нельзя впускать никого. Правда, “третий лишний” этот не исключителен, это, пожалуй, закон: даже в равносторонних треугольниках дружбы каждая сторона чуть-чуть лишняя по отношению к двум другим; может быть, это напряжение и поддерживает. С “третьего лишнего” начинается океанская одинокость толпы.


“В одаренных шизотимических семьях, - писал Кречмер, - мы иногда встречаем прекрасных людей, которые по своей искренности и объективности, по непоколебимой стойкости убеждений, чистоте воззрений и твердой настойчивости превосходят самых полноценных циклотимиков; между тем, они уступают им в естественной теплой сердечности в отношении к отдельному человеку, в терпеливом понимании его свойств”.


Но ведь ты добр, ты доверчив, ты можешь простить невероятное, ты нежно внимателен, ты, как японец, неистощим в изобретении утонченных радостей. Никто, как ты, не умеет быть благодарным, боготворить. Но горячего проникновения от тебя ждать не приходится, это не твое; когда ты себя к этому понуждаешь, получается что-то неблагоутробное. В отношении к женщине первозданно чист (отнюдь не будучи не моралистом, ни импотентом), звереешь в присутствии пошляка. Но вжиться в женские джунгли...


“Я отличаюсь постоянством чувств”, - сказал ты о себе однажды - и был слишком прав. В какие-то моменты вдруг объявляешь этому постоянству войну.


Панически боишься быть скучным; чтобы не быть скучным, невзначай можешь и морду набить какому-нибудь тяжелоатлету ((ох, уж эти астеники-неврастеникки) и надраться разочек в месяц “до положения риз”. Посреди блестящих сухих рассуждения такой вдруг первозданный, такой музыкальный мат... Мне нравится, как ты скучен, очень ты интересно скучен, неповторимо, ужасно весел. Не сердись же!..


Прости!..


ОБОЮДООСТРОЕ ЖАЛО


Палитру шизотимических типов создатель оси набросал широко и смело, с очаровательной циклотимической небрежностью...


необщителен, тих, сдержан, серьезен (лишен юмора), чудак;


застенчивый, боязливый, тонко чувствующий, сентиментальный, нервный, возбужденный, друг книги и природы;


послушен, добродушен, честен, равнодушен, туп, глуп - таковы регистры и гаммы, образуемые пропорцией чувствительности и холодности.


Сдержанные, утонченные, ледяные аристократы, изысканные джентльмены с высокими запросами и низкими инстинктами, патетические, чуждые миру идеалисты, холодные, властные натуры, с неукротимой энергией и последовательностью преследующие свои цели, а рядом, в ощутимой, но трудноопределимой генетической близости, - никчемные бездельники, сухо-безвольные, гневно-тупые. Очень часто они группируются в одном семействе, на одном генеалогическом древе, но установить закономерность не удается, тем более что все это в многомерном наложении совместимо в одной личности.


Здесь педантичный и скрытный делец-домосед, прижимистый и подозрительный. Тут и Плюшкин и Собакевич. Рядом неукротимый спорщик, самоуверенный резонер: цепкая, односторонняя углубленность, своеобразная мелочность мысли. Меланхолик прокрался сюда в виде мимозной, ипохондричной, сверхвпечатлительной личности, для которой каждое прикосновение жизни - удар.


Работоспособный инженер, скромный и добросовестный работник, прекрасный семьянин в моменты, когда жизненное напряжение достигает какого-то предела, объявляет домашним: “Я поработал, хватит, больше не могу”, - ложится в постель, приткнувшись к стене, и ничто его уже не поднимет, пока ситуация не разрядится: типичная реакция меланхолического шизоида.


Но здесь же и холеричность: странный, крутой, суровый, деловой, настойчивый, хороший служака, раздражительный, драчун, скандалист, “скверный характер” - так описывали русские психиатры Юдин и Детенгоф шизоида экспансивного. Среди этих последних попадаются и шизотимические гипоманьяки. На низких интеллектуально-нравственных уровнях это вихреподобные странные личности, всегда взвинченные, негде не уживающиеся, носимые по свету как перекати-поле. Графоманы, отчаянные склочники и сутяги, могущие покрыть своими письмами и заявлениями всю поверхность земного шара. Они воюют за принципы, совпадающие или не совпадающие с их личными интересами, но всегда принципы. В патологии это агрессивные параноики, бичи политических систем и кресты психиатрических больниц.


(Паранойя (буквально: “околоумие”) - психопатологическое состояние, главная черта которого - наличие некоей бредовой системы; содержание ее может быть самым разнообразным; параноический бред может уживаться с самой реалистической ориентировкой. Критерий (бред или не бред) задается социально-исторически. Возможна коллективная паранойя.)


Самые страшные из параноиков готовы ради осуществления своих бредовых планов перерезать горло всему миру. Но Кречмер блистательно разглядел под их неостановимой наступательностью микроскопическое “астеническое жало” - ранимость и болезненную чувствительность, а у хрупко-мимозных, робко-пассивных - обязательный кусочек активной ненависти.


На более высоких уровнях мы видим одержимых борцов за правду и справедливость, всегда своеобразно и однозначно понятую. За счастье, рецепт которого знают только они или их боги, за идеал, открытый ими ( или богами) в озарении, в откровении, в пламенно-напряженной работе ума. Если гипоманьяк-циклотимик легко переходит от одного рода деятельности к другому, так же, как от принципа к принципу, то эти с неистовым рвением всегда следуют одной идее.


Многие знаменитые фанатики от религии и политики принадлежат к этому типу. Здесь Кальвин и Лойола, здесь Робеспьер. “Они не видят путей, а знают только один путь. Либо одно, либо другое... Ты можешь, ибо ты должен, - так вырисовывается у них одна линия, которая кажется нам прямой и простой, так отчеканивают они горячие и холодные крылатые слова, сильные лозунги, которые до мозга костей пронизывают полусгнившую, трусливую современность...”


Поднимемся еще выше, до самых вершин - и мы увидим мыслителей-пророков, глобальных стратегов человечества типа Тейяра де Шардена, который написал прекрасную книгу “Феномен человека”. Вдохновенные, неутомимые, ослепительные умы, не знающие пределов в своей страсти к истине и всеобщему синтезу. Они беспощадны к частностям: система, формула, закон, тенденция, порядок вещей... Личность в сверхличном, человек в надчеловеческом: универсум, энтропия... Или же личность как самостоятельный микрокосм, как самодостаточная вселенная - и уже более ничего. Плодотворная и опасная односторонность, обоюдоострое оружие мысли.


Вспоминается гротескное замечание Фрейда, что паранойя представляет собой карикатуру на философскую систему. Сам Фрейд своей концепцией человека изрядно подкрепил это мнение. Где грань между бредом и заблуждением, у которого катастрофически малы шансы быть принятым за истину. Но бывает бред, в котором есть жало истины, и есть истины с жалом бреда.


(!) Склонность к умствованию, к рассуждательству, к объяснению и обоснованию всего и вся; к всеохватности, к единству смысла, к глобальной последовательности, к всеобщим конечным истинам. (“Начав говорить, чувствую неодолимое желание развивать мысль дальше и дальше, хоть нет конкретной темы: прихожу к абсолютам, к времени и пространству, вопрос: что первично?”) Это называют иногда философской интоксикацией; может быть, это компенсация какой-то недостаточности интуиции; тут же гипертрофия логики, сугубая рациональность. (“В жизни есть дело и наслаждение; высшее дело - наука, высшее наслаждение - женщина; делю время между наукой и женщиной; но каждая требует всего Времени; что предпочесть? Что первично?”)


(!!) Это приходит как озарение либо кристаллизуется постепенно. Стройная, несокрушимая мыслительная конструкция, умственная крепость. (“...Я открыл смысл Времени. Наше Время - одно из бесконечных множеств Времен... Если есть Бесконечность, в ней не может бесконечное количество раз не повториться любое явление. ...Следовательно, имеется бесконечное множество иновременных “я”. Сновидения - это контакты с иновременными сознаниями. Смерть - переход в Антивремя... Причина рака: в клетках нарушается баланс Времени... Иновременность...”) Расползшаяся сверхценная идея. Патологическая интуиция. Логическая опухоль; бредовая система. Рациональное зерно прорастает, может быть, лет через сто совсем в другом месте. (“Создаю теорию Межвременных Контрактов. Телепатия - частный случай... Стругацкие, Лем? Профанация... Проектирую интегратор Времени... Я-то знаю, что не умру... Ухожу из института, там делают не Науку, а диссертации. Работаю в Мосгорсправке. Нигде не работаю”.)


(!!!) Может быть, и неплохое начало для гения, но связь между звеньями системы начинает слабеть. Клочковатость мысли, логические соскальзывания, смысл то спускается слишком глубоко, то слишком поверхностен. Скачка смысла, размытость логики. (“Время -деньги. Деньги - Время. Временные денежные затруднения. Для преодоления временных трудностей в народном хозяйстве требуются капиталовложения, но у нас плохо поставлен передо человеко-часов в человеко-рубли.. Продайте, годы безвременщины. Мой денежный современник, одолжите мне небольшую сумму, у меня мало времени”.)


(!!!!) Явные нарушения логики, нечувствительность к противоречиям, расщепление мышления, фантастический бред. (“Я - Бог Психиатрии. Цветоощущение - основа вселенной. Интегральный компрессор Времени имеет в основе замороженный мозг: новый принцип реанимации. У меня заморожены мысли, это аминазин”.)


(!!!!!) Распад даже простых логических кирпичей, полная бессвязность мыслей и фраз, словесная окрошка - “шизофазия”. (“Интегральный крематорий... Итеркремация... Кремиграл...”)


Таковы основные вехи шизофренической мысли. Парадокс: люди, мыслящие и поступающие с максимальной логичностью, оказываются нелогичными и по отношению к самой жизни, которая дает место и логике и неточности, а точнее - неохватимой умом массе различных логик. Эту жизненную пропорцию легко, интуитивно усваивает циклотимик. Предельная же логичность и абсурд как крайности сходятся где-то у основания шизофрении. Это победное шествие шизорадикала. Эмоциональный аккомпанемент - утрата душевных контактов, антисинтонность. А на этом фоне еще много всякой психопатологической всячины.


Но такой полный “классический” путь скорее исключение, чем правило. Гораздо чаще происходит остановка где-то на подступах. Возможны и путь назад, и многократные колебания, и возврат, даже в течение нескольких мгновения.


Грань между реальным и патологическим часто трудноуловима, а порой ее просто не существует: как получится, как выйдет, как повернет.


Философская интоксикация есть нормальное состояние юного ума, на который в один прекрасный день обрушиваются и бесконечность, и смерть, и непостижимый смысл жизни. И не только юного... Это необходимый кризис личности, он может и должен повторяться, и плох тот ум, который не желает объять необъятное.


Кто определит необходимую дозу? У Эйнштейна философская интоксикация началась лет с шести и продолжалась всю жизнь. Как бы выглядел храм мысли без Спинозы, Канта, Фихте - выраженных астеников, типичных шизотимиков? Наверное, у них тоже была затянувшаяся интоксикация... несомненным шизотимиком был Гегель. Ницше - ярким шизоидом. А Ньютон, с “длинноруким мозгом”, кончивший шизофреническим психозом и “Апокалипсисом”?


Гипертрофия логики - рабочее состояние массы здоровых шизотимиков, среди которых и талантливые администраторы, и инженеры, и ученые, особенно математики. Шизотимность, как мне кажется, весьма частый спутник шахматного таланта, и, может быть, даже в шахматной партии можно определить шизотимический и циклотимический стили.


Старые психиатры описывали людей с “дефектом логического чувства”, вполне приспособленных к жизни (часто, правда, шизофренией страдают их близкие родственники). Люди эти все время соскальзывают с рельсов логики, мысль их хромает, болтается, как на шарнирах, приходит к цели какими-то извилистыми путями, через пень-колоду, левой рукой - правое ухо...


Но кто сказал, что это всегда плохо?


Некоторая доза “расщепления”, думается, прекрасный и необходимый пособник творчества. В сущности, это предохранительный механизм против автоматического следования шаблонам, заслон на пути банального. Да, нужны люди, которые не только не хотят, но и не умеют мыслить и чувствовать стереотипно. Я не представляю себе без этого ни серьезной поэтической оригинальности, ни пресловутых сумасшедших гипотез в науке.


Окрашивая жизненное поведение, флер “расщепления” порождает столь необходимых нам чудаков, и даже шизофазия может дать интересный эстетический выход по типу Хлебникова.


Люди с “дефектом логического чувства” хороши в общении тем, что им можно беспрепятственно высказать любую дичь, выплескивать любое мутное варево, кипящее у вас в голове, еще не отлившееся ни в какую удобоприличную форму. Только они вас поймут и оценят. Они великолепно понимают неясное. Здесь они плавают как рыба в воде. С ними трудно о чем-нибудь договориться, зато можно хорошо проветрить свои мозги.


…..


Эгоизм – строитель шизофрении, потому что не может быть объективным. Корысть не может, даже если и хочет, получить настоящее знание – целостную картину действительности. Польза или вред, хорошо или плохо – с этой внутренней перегородки, с «или» берет начало разрыв сознания, а за ним разлад бытия. Отсюда проистекает ложь, отсюда – самообман и лабиринт жизненных тупиков. С постановки себя в ценностный центр Вселенной начинается БРЕД – БРЕД человека, БРЕД человечества...


Трижды кряду я повторил это слово – для меня оно ключевое, поскольку я произрос в обществе, где бред определял бытие. Так и ныне, и присно.


А что же такое бред?


Вот горстка простеньких, обыкновенных бредочков, для представления.


Я гляжу в свое окошко со своей домашней кочки. Собираю я в лукошко не грибочки, а бредочки.
Моя любимая телеведущая в конце каждого выпуска новостей улыбается со значением лично мне... Я гений, вы понимаете, а болею за Динамо, Динамо превыше всего ( Израиль, Спартак, Россия, Албания, ...вообще что-либо или кто-либо превыше всего). Все зодиакальные Скорпионы – сексуальные бандиты и сволочи, а Стрельцы ребята хорошие, но безалаберные.


Для профессионального обывателя, коим является психиатр, бред есть убеждение, (явно) не соответствующее действительности и недоступное исправлению. Бред или не бред то или иное высказывание пациента, решается психиатром по делегированному ему обществом праву быть экспертом универсального здравомыслия. Право очень сомнительное. Приходится исходить из субъективной очевидности, принимаемой за объективность – ну в самом деле, ежели пациент заявляет, что он вице-король Индии, это бред, всем должно быть известно, что вице-король Индии – это я…


Бред – опухоль ума, а в полном развитии – рак души, тотальная антижизнь.
(Через подобие с телесным уровнем многое проясняется...) Представление или мысль, убеждение или целая система убеждений – в общем, кусок сознания Лишенное связи, изъятое из потока взаимодействия с миром.
Часть, погибающая без Целого. Но притом активная, всасывающая и разрушающая все вокруг, как саркома, – эдакая духовная нежить, пожирающая живое...


В позднехристианской (и постхристианской) эпохе мировой цивилизации, в лоне культуры и культа веры исподволь возник культ сомнения (не только в христианском мире – и в мусульманском – Омар Хайям – и в индуистском – Ауробиндо...) Оторванность от действительности может быть разной степени.


Бред душевнобольного – только один из видов ЗАБЛУЖДЕНИЯ, абсолютизация относительного. Перенос частного – на всеобщее, перепутывание субъективного с объективным. (... )


Бред всеобщий, всеразделяемый – наша привычная оценочная ограниченность, кажущаяся нам здравым смыслом и объективностью – узость наших суждений, принимаемая за истину, – попросту говоря - ПРЕДРАССУДОК. (Легко заменить П на Б...) Уподобляясь навозной мухе, мы делим мир на дерьмо или недерьмо в СВОЕМ смысле и полагаем, что двух этих категорий достаточно. Делим жизнь на здоровье и на болезнь – это ведь так ощутимо... И невдомек, что НА САМОМ ДЕЛЕ и здоровье, и болезнь – лишь наши оценки, наше приятие или неприятие разных способов осуществления жизнесмерти – единоцельного бытия... Уже сложно, да?..


Но ведь есть болезни, которые жизнь вовсе не укорачивают, наоборот, продлевают. Мировой рекордсмен долголетия, некий датский портовый грузчик , прожил 211неприличных лет, умер от воинствующего алкоголизма, вместо того чтобы, допустим, в солидные 111 мирно почить от склероза или в добрые 77 от рака... Есть виды здоровья, которые приближают смерть, и болезни, делающие жизнь субъективно приятнее, прогрессивный паралич сифилитиков в том числе. Есть недуги, дающие красоту (некоторые случаи туберкулеза, иногда малокровие...) А бывает здоровье и безобразное, и мучительное ( Лев Толстой ) – да и правду сказать, НАСТОЯЩЕЕ здоровье ДОЛЖНО быть мучительно, ежели не заполнено исполнением своего смысла...





левиртуальная улица • ВЛАДИМИРА ЛЕВИ • писателя, врача, психолога

Владимир Львович Леви © 2001 - 2024
Дизайн: И. Гончаренко
Рисунки: Владимир Леви