***

я постельничим был у красоты небесной
она жила со мной и пела песни
я знал она меня оставит
ну и что ж
свеча в подсвечнике
у изголовья нож

***

о как близко мы встретились
как далеко остаемся
в Вечной Книге отметились
снова и снова сольемся
навязали узлов навязали узлов
непомерную груду
больше ласковых слов
я не буду тебе я не буду

и что ж говорю я и что ж
что в болотце твоем
столько всяких дремучих уродцев
помрешь говорю ты помрешь
если с этим народцем
затеешь бороться
ты лучше им хитрых послов
лучше ласковых слов
посылай им побольше
как бомжу наркотик колоться

и смилуйся ради Христа
потому что расста
о пускай будет жизнь моя
сладко пуста
ведь придется расста
ведь придется

***

...а боль не сразу
сначала суета,
сначала разум
найдет уловки,
станет ворожить,
раскинет, что необходимо жить
по средствам,
то бишь трезвой полумерой
стравив полунадежду с полуверой
террором пола вытравить любовь,

но разум попадет не в глаз, а в бровь,
поскольку пола вовсе не имеет
и лик судьбы впотьмах не лицезреет
а боль потом...

сначала сизый мрак,
в котором друг не друг
и враг не враг,
а только птиц назойливых порханье,
короткое предсмертное дыханье
в наркозе ядовитых сигарет,
начало сна... сначала просто бред,
а боль потом...

не боль, а пустота,
бездонная, слепая...
нет, не та,
что из пространства
исторгает прану,
а та, последняя,
что обжигает рану
улыбками,
вращением колес,
сиянием алмазных полуслез,
крестами,
гороскопами,
стихами,
отсутствием стекла
в оконной раме...

***

Я долго убивал твою любовь...
Оставим рифмы
фирменным эстетам
не "кровь", не "вновь"
и даже не "свекровь";
не ядом, не кинжалом, не кастетом -
нет, я повел себя как дилетант,
хотя и знал, что смысла нет ни малости
вязать петлю как карнавальный бант,
что лучше сразу придушить, из жалости...

Какая блажь - ребенка закалять,
ведь каждый изначально болен смертью.
Гуманней было сразу расстрелять,
но я тянул, я вдохновенно медлил
и как-то по частям спускал курок,
в позорном малодушии надеясь,
что скучный господин по кличке Рок
еще подбросит свежую идею.

Матерый склочник под шумок заснул;
любовь меж тем росла как человечек,
опустошала верности казну,
и казнь сложилась из сплошных осечек -
курок звенел, и уходила цель,
но было неудобно догадаться,
что я веду с самим собой дуэль,
и мой противник не желает драться.

Я волновался. Выстрел жил лет пять,
закрыв глаза и шевеля губами...
- Чему смеешься?..
- Рифмы нет опять
и очередь большая за гробами

***

В эти годы,
что накрыла мгла,
и живьем уже не протереться,
тихо тихо ты произвела
грабеж сердца.

Взломан завещательный сосуд.
Купол лампы, наш зеленый купол вдрызг.
Крест упавший крысы изгрызут.
Тени крыс...
Нет, ты не хотела.
Не хотела, но в мозгу,
разодранном межой,
плавало плазмоидное тело,
не соединимое с душой.
В нижней части нежного лица
зрела тень подземного отца.

Вот он - тот,
который многоопытен в крови,
глух всесильно,
как толпа многоплотен,
тот,который небо искривил,оборотень,
первый взгляд которого как снег,
а второй цвета льстивого.
Кто Мадонну-девочку во сне изнасиловал.

***

Как, не знаешь?.. В душе
непрерывно текут параллельные жизни:
ады, раи свершаются, коммунизмы, фашизмы...
О, да что там... Уж ежели в нашем мире убогом
я, блажной салажонок, работаю богом,
уж ежели здешняя шизнь
как родная страна широка
даже в тошненькой точке пивного ларька...

А знаешь, какие в косынке твоей
извиваются змеи?..
А знаешь, как я изменяю тебе
за твои запасные измены?..
Так знай же и то, что под сенью соседней сосны
мы друг другу верны, мы друг другу навеки верны

***

Итак - убит.
Ты вырезать хотела
меня из жизни - из души, из тела,
из памяти... Ты сделала сие.
Неважен способ, не веду досье
любовных преступлений - и вестимо,
любовь с убийством совместима,
а выскоблить остатки так легко,
немного боли... Будет молоко
ещё проситься в жаждущие губы -
О, солоно! - Загубленному - рай!
("Играй ещё, Володюшка... играй...")
Ты слышишь! - плачут ангельские трубы,
о нашем мальчике, о Том
пушистом стебельке огромноглазом,
что в ночь тебе явился под крестом...
Как зашумел мой воспаленный разум,
как возмечтал внести Его домой,
где свет горит и молоко так сладко...

Жестокая спокойная догадка:
ты сомневалась...
Я о коляске, ну а ты - о сроке.
Я - руку на живот, я слышу токи
сердечка - ты в истерику и в пьянь,
как будто там живет чужая дрянь...
Смотри, смотри, как опадают листья...
Меня ребенок может обмануть,
но сердце растворяет мысль как ртуть
серебряную пыль, и знают кисти,
в какую краску Вечность обмакнуть...

...итак - убит...
Когда пустое лоно
исторгнет стоном слизистую суть,
когда, явив подобие баллона,
нальется полнолунным зовом грудь,,
когда в ладу с томлением сердечным
ты заползешь в постель
с последним встречным,
я разлюблю тебя в последний раз.
Больную память выколю как глаз.
В последний раз, в последний раз на свете
я о тебе забуду как о смерти -
навек забуду о небывших нас
в последний раз, в последний раз,
в последний раз

НОЧНОЙ ЗВОНОК

Тогда, тогда,
в тот самый миг...
Усталость, как пьяный друг,
приходит на ночлег
и не дает уснуть, и все осталось,
и плачет, и зовет, а человек
отсутствует - вот в этот самый миг
попалась мне одна из фотографий...
(...курносый ракурс, лживый напрямик
парад намеков, конкурс эпитафий...)

Прости! - Не вызывал, не колдовал,
но некий бес был чересчур нахрапист
и - (телефон...) - малютку разорвал
крест накрест.
- Алло.
- Алло.
Отбой.
Возврат - разврат,
его легко себе позволить,
но как лишиться роскоши утрат?..

В разломе рук, в развале средостения
сгорели мы на газовой плите.
В час петухов - бумаги шелестение
и соль на высыхающей культе...

***

наша встреча слепилась нелепо
как животное тянитолкай
полинялая горсточка неба
светотени в углу потолка
полинялая горсточка неба
и еще два шага
теплый дом
кот приблудный голодный как демон
и судьба как погонщик с кнутом
там за облаком глухо и немо
два невидимых солнца пасет
полинялая горсточка неба
в путь скорее
дорога спасет