Ляля Розанова

А вдруг...

***

Строка струилась. Корифеи
дремали в креслицах, пока
летела легкая рука
вольноотпущенницы-феи.

Вот смерти пес сторожевой
и сердца раны ножевые.
А вот слова твои живые
и почерк моцартовский твой.

Рассада лилий, россыпь роз
и страсти лунная дорожка...
Таков ответ, Глаза-на-ножках,
на твой незаданный вопрос.

Не упускай волны летучей,
стреляй, пока натянут лук.
Спасет избранник, а не лучший.
Любимый стих. Любимый друг.

Осталось жить совсем немного,
летит стремительно строка,
она как ласточка легка
и так недалека от Бога

***

тихо раскинулись волосы
тихо тихо вздымается грудь
успокоились губы
(зачем... ... зачем)
легко легко умереть
сон в объятиях плача
смывающий искупительный сон
горек
милостив

***

Никогда,
никогда, мой Малыш,
не покинешь ты теплый уютный мирок,
породивший тебя.
Лишь во сне, мой Малыш, лишь во сне...
А придет этот час -
провидение спустит курок -
полетишь - и найдешь,
и прижмешься как птица ко мне.

Будет тихо, Малыш.
Будет жгучая желтая мгла.
Грудь охватит хохочущий холод
обьятьем тугим.
Скажешь все, что сказать не моглось,
не могли, не могла...
Это будет легко,
потому что я стану другим.

Страха больше не будет.
(К разминкам его приурочь,
к разговорам без слов,
к откровениям мокрых ресниц...)
Нашу тайну и боль унесет вековечная ночь.
Только пламя свечное,
да шелест знакомых страниц...
Только ночь...

***

Вике Чаликовой

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность болью прощания,
а ненависть силой того отвращения,
с которым мы помним свои обещания...

Я снова бреду по заброшенной улице
на мыс, где прибой по-змеиному молится,
качая права, и пока не расколется,
качать продолжает, рычит, алкоголится,
и пьяные волны мычат и тусуются,
гогочут, ревут, друг на друга бросаются,
как толпы поэтов, не втиснутых в сборники,
не принятых в члены, а призванных в дворники.
Стихия сегодня гуляет в наморднике,
душа и природа не соприкасаются.

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а совесть - всего лишь в себя превращение,
всего лишь с Началом Начал совещание...

А в море житейском с припадками ревности
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы - источники нервности -
и все-то ты знаешь заранее,
и жуть возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий...
Кто был потупее, кто благоразумен -
тот взгляд своевременно сузил.
Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности птичьи,
и суть естества - отклонение,
измена, измена! - проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...
Свобода - для мозга нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия.

А море свои продолжает качания,
толкуя, как древний раввин, изречение,
что страсть измеряется мерой отчаяния,
и смерть для нее не имеет значения.

На пляже не прибрано. Ржавые челюсти,
засохшие кеды, скелеты консервные,
бутылки, газеты четырежды скверные.
Ах, люди, какие вы все-таки нервные,
как много осталось несъеденной прелести
на взгляд воробья - и как мало беспечности.
Модерные звуки как платья распороты,
а старые скромно подкрасили бороды
и прячутся в храме - единственном в городе
музее огарков распроданной вечности.

Лишь музыка помнит, что жизнь - возвращение
забытого займа, узор Завещания.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...

***

Дай мне душу,
за тело я буду спокоен.
Я не требую клятв,
не хочу уговора,
но узнаю доподлинно,
я ли достоин,
по заверенной подписи
тайного взора.
О, роди мне ребенка,
чтбы мы не погибли.
Мы дадим ему тонкое
имя из Библии.

ДЕДУШКИН РОМАНС

Подойдем к нему, подойдем...
Старый, битый, корявый дуб.
Мы записки в разлом кладем,
В жерло черных горелых губ.

До листочков тех не достать,
Разве только влететь шмелю.
Их нельзя, нельзя прочитать.
Слово там лишь одно: люблю.

Кто же так бесконечно глуп?
Вот уж сколько веков подряд
Лупят молнии в старый дуб,
И записки наши горят...

***

Тали

в уголках твоих губ притаилась улыбка
в глубине твоих глаз затаилась печаль
и с ресницы сползает слеза как улитка
здравствуй сладкая горечь
цветущий миндаль

здравствуй девочка в платьице розовобелом
небо ходит в обнимку с твоей головой
здравствуй здравствуй душа
обрученная с телом
обреченная стать
его вечной вдовой

***

как вселенская ночь бесконечна,
как цветенье любви быстротечно,
как мы просим пощады у Бога:
дай нам вместе побыть хоть немного!
хоть у дьявола в адском поместье
только вместе побыть,
только вместе...

и молитвы встречаются в небе,
и даруется краткое время,
и свершается таинство нежности
вопреки, вопреки неизбежности
не расторгнуть путей перекрестье
будем вместе мы, будем вместе
мы будем вместе...

БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЖИВЫМ

Как много на свете веселой весенней мороки,
и в каждом ростке повивальная дрожь перепонок,
и тянется к солнцу набухший бутон как ребенок,
и каждый цветок - одинокий среди одиноких.

Премного печалей в подспудной глуби
скрывает мирок благодатей.
Примите хрустальную чашу любви
и времени даром не тратьте.

Как быстро уходят под землю живые потоки,
как бешено мчится по звездам судьбы колесница,
и трудно понять, то ли помнится жизнь, то ли снится,
стремясь в хоровод одиноких среди одиноких.

Забвенья не будет, хоть грудь разорви,
не прячьтесь, открыто страдайте.
Несите хрустальную чашу любви,
упасть и разбиться не дайте.

И сроки придут, и зажгутся волшебные строки,
и сказку опять перескажем своими словами...
не знаю, что будет потом, но сегодня я с вами -
весенний цветок, одинокий среди одиноких.

Дарите друг другу признанья свои,
оставив мечты о награде...
Храните хрустальную чашу любви,
cпасите ее Бога ради