КАК НАЙТИ НОВЫЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ В ТРЕЗВОСТИ? (ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ЗАВИСИМОСТЕЙ)

С 22 до 34 лет я хорошо выпивал и посиделки в компании были смыслом жизни. Очень хочу бросить. Но вопрос: как найти новый смысл жизни?

Вопрос ваш очень точен и думаю, догадываетесь — предельно огромен.
Если мы с вами найдем на него хотя бы 51 процент ответа — спасем, если не осчастливим, 51 процент человечества. Шутка, но не совсем.
Давайте для начала освежим представление о том, что такое смысл жизни.

С 22-х до 34-х, говорите, этим самым смыслом для вас были дружеские попойки. Но смысл ли это был? Или что-то другое?..

Хорошо помню то время, когда и для меня, как казалось, все смыслы и подсмыслы, или скажем так: ценности и подценности моей жизни спирально суживались к столу, за которым сидел хороший друг-собутыльник или несколько оных, а при отсутствии таковых — некий собирательный образ собеседников-собутыльников в лице Госпожи Бутылки и её содержимого.

Условно назовём происходившее ценносмыслом или смыслоценностью – чем-то, ради чего стоило жить, работать, есть, спать, думать, искать...
Бутылка как вершинный символ, как жертвенник, на который приносится энергия — физическая и душевная, и материальные средства, и человеческие отношения... Идол, который за наши деньги и наши силы давал нам чувство единения, свободы и мгновения кайфа. Не только за деньги он нас этим одаривал. Платой было и наше здоровье, и наша потенция, и наше самоуважение, и любовь близких, которую он отнимал безжалостно и неуклонно. И все остальные смыслоценности, ценносмыслы...
Он их пожирал, уничтожал, растаптывал, заливал блевотиной, этот идол...
Взамен же – вот это самое единение, которое почему-то после каждой попойки распадалось все глубже, и эту свободу, которая на поверку оказывалась самым унизительным рабством, и мы это чувствовали все больше, хотя долго не хотели себе признаваться в этом… И этот кайф, все быстрее переходивший в свой перевертыш, в ломку похмелья, все более терявший качество удовольствия и оставлявший за собой только жалкую функцию кратковременного избавления от невыносимости жизни. Ложного избавления…

Это ли было действительно смыслом жизни? Эта ли воронка в чёрную дыру, которая нас с вами крутила (у вас еще не совсем в прошедшем времени)?
Я сегодня, живя, смею верить, в своём истинном смысле, знаю как дважды два, что алкогольный период моей жизни в целостном ее уравнении стоял под знаком смыслового минуса. Другое дело, что он мог зачем-то понадобиться, этот минус, в целостном уравнении, и зависело это от других составляющих – в прошлом и будущем…
Вот и вы чувствуете, что уравнение пора продолжать и что минус есть минус.

Главная трудность нашего брата алкоголика-наркомана в том, что мы смыслоценности трезвой жизни сперва способны сформулировать лишь негативно: «НЕ пить», «НЕ колоться», «НЕ употреблять»… Звучит это внутри как удавка, как отсечение по живому органа радости – только ради того, чтобы не получать больше перевертышей этой радости, не платить за нее слишком дорого. Слабый стимул…

Помню, однажды, где-то на выходе из очередного запоя, была жуткая похмельная ломота в глазах от яркого дневного света, и захотелось поскорей надеть чёрные очки. Тут же какой-то внутренний голос сказал: “А если опохмелиться, очков не надо будет... Алкоголь тебе вместо очков... Чтобы не так больно было смотреть на мир и себя...”
И дошло как-то смутно, что алкоголь — это смыслозащитные очки, что им только защищаешься от постижения истины…

И вот наступил период “перехода через пустыню”— время волевого, самонасильственного отказа от алкоголизации, время безочкового существования. О восприятии жизни можно было сказать двумя словами: “больно” и “пусто”. Либо больно жить, либо до омерзения скучно, до бесчувственности неинтересно. Никаких красок. Тоска даже не зеленая, а серая, или совсем бесцветная. Только далекая звёздочка в самом зените того, что можно было назвать сознанием, посылала слабенькие сигналы: “Терпи, верь, продолжай, живи дальше... Вернётся всё. Придёт радость...”

И я стал вспоминать, сперва заставляя себя это делать почти кнутом: “А что же меня радовало? Что было ценно до того, как в меня в первый раз проник алкоголь?»
И прежде всего, вспомнились две детских любви.
Вспомнилось, как я, 12-летний мальчишка, шел с девочкой по ночной Москве. Мы держались за руки, падал тихий новорожденный снег. Мы болтали, нам было забвенно- хорошо, мы боялись себе и друг другу в этом признаться, и ничего больше не было...
А потом нас обоих страшно ругали родители.

Потом вспомнилось, как мне пела мама. Ещё совсем ребенком…
Потом — как я, тоже мальчишкой, бегал по дачной дорожке после дождя и перепрыгивал, нет, перелетал через лужи. И с каждым перелетом казалось, что я действительно все ближе к тому, чтобы научиться летать! Какая-то неведомая сила задерживала меня в полете через самые большие лужи – я уже, казалось, должен был упасть, приводниться – но нет, успевал ещё чуть-чуть подпарить или подпрыгнуть в воздухе в самом конце прыжка и все же достигнуть сухого края, и представлялось, будто я перелетал через огромное озеро или море. Если это не смысл жизни – то что же?.. Ощущение-то живое, живейшее!
Многое, многое стало вспоминаться всё ярче... И первая близость с девушкой, и первое удачное выступление в нашем джаз-ансамбле, где я был пианистом и выдал однажды импровизационное соло, какое хотел бы и сейчас повторить… И благодарные глаза мальчишки, которого я избавил от обидчиков, вступив в драку…
Похоже это было на прорастание семян на заброшенном поле, превратившемся в пустырь, вытоптанном уже, казалось бы, навсегда… Или будто идешь по пустыне, и постепенно эта пустыня начинает покрываться сперва скудной, а потом все более пышной растительностью… Смыслоценности-ценносмыслы не берутся откуда-то из абстрактного пространства. Они прорастают из тебя самого, из жизни твоей, совокупной с жизнью всеобщей. Чтобы это произошло, достаточно просто верить, верить в это, даже не обязательно отдавая себе в этом отчет и лучше даже не отдавая. А жить, просто жить и чувствовать ДАЛЬШЕ.

Я вам пожелал бы вот эти вспоминания-собирания внеалкогольных смыслов в себе оживлять почаще, может быть, даже выписывать их на бумагу, и лучше не в виде каких-то сухих словесных обозначений, а в виде коротких живых рассказов-картинок. Тогда глубина памяти снова соединится с ищущей глубиной души...

В этой вечнозеленой жизни,
сказал мне седой Садовник,
нельзя ничему научиться, кроме учебы,
не нужной ни для чего, кроме учебы,
а ты думаешь о плодах…
Что ж, бери...

Ты возьмешь только то,
что возьмешь,
и оставишь все то,
что оставишь,
ты живешь только так,
как живешь,
и с собой не слукавишь.

В этой вечнозеленой смерти,
сказал Садовник,
нет никакого смысла,
кроме поиска смысла,
который нельзя найти,
это не кошелек с деньгами,
они истратятся,
не очки, они не прибавят зрения,
если ты слеп,
не учебник с вырванными страницами…
Смысл нигде не находится,
смысл рождается и цветет,
и уходит вместе с тобой…

Ты возьмешь только то,
что поймешь,
а поймешь только то,
что исправишь,
ты оставишь все то,
что возьмешь,
и возьмешь,
что оставишь

 [1-1]